Что не стоит делать невидимке

Не знаю, что наталкивает меня на эту мысль, но у меня есть всего секунда, потому что Араминтина ладонь находится уже в паре сантиметров от моей головы.

Я высовываю язык и издаю самый громкий и странный гортанный хрип, на какой способна.

Что-то вроде: «Кла-а-а-а-а-агх-х-х-хгхгхгхгх!»

А потом, для полного счастья, лижу её ладонь.

Это всё происходит одновременно – хрип и лизание.

Полагаю, именно это сочетание пугает её до полусмерти.

Секунду Араминта Фелл переваривает случившееся, а потом делает нечто, от чего мне становится почти жаль её. Она издаёт негромкий вопль ужаса и просто падает на колени.

Она буквально лишилась дара речи от шока. Я не уверена, что это испуг, потому что она даже не знает наверняка, есть ли тут чего пугаться. Араминта начинает тяжело дышать и всхлипывать, а потом смотрит на свою ладонь, пятясь.

– Минт! Что, блин, с тобой такое? – спрашивает Кэти, встревоженно приближаясь к ней.

До сих пор Араминта не сводила глаз с моих волос, но теперь наконец делает это. Я пользуюсь шансом и кидаюсь за угол, к двери, но останавливаюсь послушать, что она говорит.

– Оно… оно… в смысле… лизнуло… фу… лизнуло. Агх!

Кэти внезапно становится очень обеспокоенной.

– Эй, лапуля. Всё окей. Идём. Что стряслось? Ах, только погляди на себя, ты же прямо в луже…

Я слышу, как они уходят туда, откуда пришли, и снова прислоняюсь к стене, глубоко дыша и изо всех сил сдерживая смех.

Вот только я не совсем уверена, что то, что произошло, смешно.

Очень удовлетворительно – определённо.

Но смешно?

Эти фокусы с невидимостью куда сложнее, чем я думала.

Глава 40

Я нашла себе идеальное укрытие за кулисами маленькой сцены в дальнем конце школьного театра.

Тут стоят составленные друг на друга стулья и бутафорский камин, использовавшийся в прошлогодней младшеклассной постановке мюзикла «Оливер!». Я держусь в тени, и, вероятно, меня не было бы видно, даже если бы я не была, ну знаете, невидимой.

Если я немного высунусь вперёд, то увижу часть зрителей, которые уже собираются, шумные и радостные. Я практически нервничаю от одного только нахождения на сцене, и, хотя я знаю – ну, действительно знаю, – что меня никто не видит, это всё равно очень специфическое чувство.

Вот как проходит «Уитли ищет таланты».

Двадцать номеров, по два от каждого класса, на каждый отводится по три минуты. Вместе со вступительной частью, объявлениями и награждением в конце всё шоу длится два часа.

Комментариев судей или чего-то подобного нет, по крайней мере в этом году. В первый год проведения, когда я ещё не ходила в школу, так пытались делать, но судьи – такие же дети – из кожи вон лезли, чтобы показаться смешными и жестокими. Двое выступающих убежали со сцены в слезах. В прошлом году судей назначили из учителей, но они оказались слишком добры и говорили, что все номера были превосходны, даже те, которые не были, и зрители их освистали.

Так что в этом году судит комиссия из трёх учеников и трёх учителей – они голосуют тайно и ничего не комментируют.

Мистер Паркер отвечает за представление выступающих. Сегодня на нём галстук-бабочка, и он перескакивает через ступеньки к восхищённым воплям и аплодисментам публики и, по меньшей мере, одному присвисту, на который отвечает насмешливым реверансом, встречаемым смехом.

(Честно говоря, мистеру Паркеру стоит просто самому выступать все два часа. Он легко победит.)

– Спасибо, спасибо. Немного благопристойности, прошу, и давайте приготовимся к увеселениям, которые вот-вот осыплют нас, словно из рога изобилия! Нас ждут комедианты, шансонье, эквилибр-р-ристы и служители Терпсихоры – будьте добры, прекратите хихикать, мистер Найт, и посмотрите в словаре, если вы находите мой вокабуляр затруднительным для восприятия!

Пятьдесят процентов времени я лишь догадываюсь о значении его слов, но всё равно обожаю его слушать.

Так он продолжает ещё немного, а потом объявляет первый номер.

– Прошу вас встр-р-ретить аплодисментами повелительницу мелодий из 7Е класса – мисс Деланси Нколо!

Деланси на год младше меня, и она хороша.

Свет гаснет, а потом снова зажигается, когда она выходит на сцену, и все издают радостные вопли. Двое парней из восьмого класса возятся с освещением, и Деланси поёт песню Бейонсе, с разными вокальными приёмами, трелями и всяким таким.

Она допевает под бурные овации, и я думаю: «Бедный Бойди».

После ещё двух номеров – Финбар Тали играет мудрёную пьесу на пианино, а две девочки из класса мисс Гоулинг исполняют странные, смахивающие на йогу движения под музыку – наступает черёд Бойди.

Мистер Паркер представляет его.

– Дамы и господа, вы уже слышали об Эрике Клэптоне, слышали о Джими Хендриксе – ну, по крайней мере, те из вас, у кого есть какой-то вкус в музыке… Уймитесь, уймитесь. А теперь пришло время услышать о Бойде. Гитарист огромного мастерства, музыкант гаргантюанского величия из 8А. Встречайте… Эллиот Бойд!

Ого. Представил так представил. Бойди выходит на сцену, и я вижу, что он нервничает – а кто бы не нервничал после такого-то восхваления?