Что не стоит делать невидимке

Обернувшись, я обнаруживаю, что больше не оставляю мокрых следов, и погоня во главе с Джарроу Найт не знает, куда я направилась. Они останавливаются на пороге, и я слышу, как мистер Паркер и пара других учителей пытаются навести порядок.

Я осторожно открываю дверь в женский туалет.

Пару минут спустя я совершенно суха, спасибо электрополотенцу, и гляжусь в большое зеркало в туалете.

Я снова полностью невидима, вся до последнего дюйма. Я как раз раздумываю, что мне делать дальше, когда дверь в туалет распахивается и бьёт меня по лицу – со всего размаха.

Я взвываю от боли и падаю на пол, держась за лицо, а в туалет вваливаются три девчонки. Я приседаю на корточки, стискивая нос, и не вижу, кто что говорит. Мне едва удаётся сдержать стон нестерпимой боли.

– Ой, простите, я не… Эй? Вы это слышали? Что это было такое? Ты что-то ударила? Я услышала, как кто-то… Джарроу, это ты только что визжала?

– За кого ты меня принимаешь? – отвечает Джарроу.

Я чувствую, как в носу начинает скапливаться кровь, а потом она просто выплёскивается. Я вовремя успеваю убрать руки и резко наклонить голову вперёд, чтобы кровь не капнула мне на кожу. Кровь собирается в длинную багровую кляксу, становясь видимой, и шлёпается на пол – растекающаяся красная лужица на белой плитке. Даже мне самой это кажется очень криповым, а я ведь одновременно и знаю, что это,

и занята своей жуткой болью в носу.

Первой это замечает девчонка по имени Джемма.

– О боже. Джарроу, смотри. Кровь!

– Фу-у-у! Откуда она взялась?

Я не могу даже поднять взгляд, потому что если я подниму взгляд, то подниму и голову, а от этого по моему лицу потечёт ещё больше крови, так что я замираю в этом странном полуприседе. Лужица крови образует ручеёк и по швам между плитками струится к ногам девчонок.

– Да тут целая лужа, Джемма. О господи. Дрянь какая. Смахивает на чьи-то… фу-у! Я позову миссис Макдональд.

Две из трёх немедленно покидают туалет.

Судя по обуви, Джарроу осталась. Её нога шевелится, для пробы пиная воздух в моём направлении. Она хочет увидеть… что? Не знаю. Но она проявляет чрезмерное любопытство.

С Араминтой Фелл это сработало, так что может сработать и теперь.

Я разеваю рот и снова издаю свой гортанный хрип. С собирающейся в носу кровью он выходит скорее булькающим, и на ботинки Джарроу попадает мелкая кровяная пыль с парой капелек побольше.

Это срабатывает. Джарроу визжит и выбегает из туалета, вступая в лужицу моей крови и оставляя на плитке красный след подошвы.

Я слышу, как колонки в театре играют какой-то грохочущий хаус, а потом потрескивает микрофон, и мистер Паркер говорит:

– К порядку! Ну же, давайте немного угомонимся.

Я просто продолжаю сидеть, не двигаясь и молча постанывая, пока мой нос пульсирует от боли, а глаза обжигают слёзы.

И тут мою кожу начинает покалывать, а голова принимается болеть.

Невидимость проходит.

Я окажусь совсем голая. Посреди школы.

Вот только в этот раз – абсолютно, на сто процентов видимая.

Глава 44

Не то чтобы у меня был выбор, правда?

Однако я выбрала не лучшее время для того, чтобы разгуливать по школе нагишом, потому что в ту секунду, как я открываю дверь женского туалета, звенит звонок, и примерно из полдюжины классов в главный коридор высыпают ученики, а также зрители «Уитли ищет таланты».

У меня есть два пути: возвращаться обратно через корпуса сценического искусства или идти по главному коридору к просторному вестибюлю со стеклянными стенами, который уже заполняется учениками.

Я решаю подождать конца перемены в одной из туалетных кабинок, но покалывание на коже усиливается, и – судя по прошлому разу – я понимаю, что у меня есть максимум минут пять, чтобы вернуться под куст рододендрона за одеждой.

Я гляжусь в зеркало напоследок и сдираю с носа засохшую кровь.

– Всё чисто, – говорю я себе, а потом – несмотря на то, что жутко нервничаю, – улыбаюсь. Потому что всё так и есть: я чиста и прозрачна, как стакан воды.

Я выхожу из туалета прямо перед тем, как в него врываются четыре шестиклассницы, и едва избегаю второго столкновения.

Теперь мне предстоит бежать наперегонки с людьми и моей выдыхающейся невидимостью.

Маневрируя и петляя в людской массе, я пробираюсь по коридору. Я врезаюсь в людей; я задеваю их сумки. Некоторые оборачиваются и говорят: «Эй! Смотри куда идёшь!», но толпа достаточно плотная, чтобы никто не был полностью уверен, кто в них врезался.

По стеклянной крыше вестибюля колотит дождь, и меня немедленно пробирает мой старый страх, только теперь он граничит с паникой.

«Успокойся, Этель. Не сейчас, не сейчас», – говорю я себе.

Я укрываюсь за огромным папоротником в горшке, который стоит чуточку в сторонке, и глубоко вдыхаю, до боли вонзая ногти в ладони, и это отвлекает меня от страха.

Мне нужно, чтобы кто-то открыл дверь, и я протиснулась бы следом. Вот только никто не собирается наружу. Зачем им? Там льёт как из ведра.

Моя голова пульсирует, а под кожей словно ползает миллион муравьёв. И…

О нет.

Нет, нет, нет.

Если очень внимательно присмотреться к моей руке, можно увидеть, что она самую малость обретает форму.