Что посмеешь, то и пожнёшь

Ссадил её узлы на землю, и мы расстались без слёз, без поцелуев. Хватило просто улыбок.

В редкий снег или в дни, когда велосипед мой был сломан, я бегал в школу через станцию.

Бывало, скачешь, скачешь по этим путям в масляной траве. Ни конца, на границы! И громадный был вокзалина, неприступный. Иной раз боязно было через него пройти. Обежишь по боковой каменной лесенке и дальше.

Теперь мне бежать некуда.

Вроде вокруг всё то же.

А как-то всё мало, тесно лежит, будто в кулачке.

Не подмолодел я за эти три десятка лет, sosтарился и вокзалик. Смотрит заброшенно, уныло… В зале всё как было. Только газетный киоск вынесли под окна на перрон, и в полу пробили выход в город.

Справа стоял памятник Филиппу Махарадзе.

Только выглянул в город и сразу видишь главную достопримечательность, этот памятник человеку, чьё имя город носил с тридцать четвёртого года.

Памятник сейчас в деревянном тулупе-нахлобучке.

Почему он взят в доски?

– Так лучша, – вшёпот пояснила вагонная спутница. Она ждала троллейбус. – Когда пришёл пэрэстроика, кто-то вмэсто цвети поставил Пилипе вэдро с дарами выгребнои ями. Вэдро убрали, памятник закрили на доска.

– Был же, вроде, видный революционер?

– Какои револсинер? Видни бандыта бил!

– И кто же бандиту поставил памятник?

– Видни бандыту сдэлали памятник эсчо виднэи бандыты!

Вокзальная улица слилась на главную Театральную площадь с театром Цуцунавы.

В Озургетах, в семье военного, родился Немирович-Данченко.[391]

В Москве, в музее МХАТа, я видел выписку из свидетельства о рождении:

В метрической книге троечастной, хранящейся при церкви Кавказского линейного № 32 батальона во имя Успения пресвятыя Богородицы, за тысяча восемьсот пятьдесят девятый год в мужской графе под № 1 значится

1858 года декабря 11 дня рождение, а генваря 18 дня крещение

Владимир.

Воспреемники: Озургетский уездный начальник, по армии капитан и кавалер Александр Николаев сын Подколзин и Озургетской городской полиции надзирателя князя Цулукидзе жена Мария Георгиевна Цулукидзева. Таинство крещения совершил батальонный священник Иоанн Шменев с церковниками Петром Гладким и Алексеем Поповым.

Сделал выписку тот же отец Иоанн.

Он подписался так:

Кавказского линейного № 32 Батальона

Священник Шменев.

Итак, в Озургетах родился Немирович-Данченко.

Тот самый.

Знаменитый, как солнце.

Но здесь сделали вид, что ни про Немировича, ни тем более про Данченка и не слыхивали ни одним ушком. Приварили театру имя Цуцунавы. Кто такой Цуцунава? И вида никакого не надо делать. Ничего и так не знаешь.

В мою школьную пору театр ещё строили.

Зато над площадью уже могуче плыл самый крупный в мире памятник Сталину. Не в пятьдесят шестом, не то в пятьдесят седьмом пограничники еле взорвали. Слит был на века.

Теперь на площади был сущий театр, декорация к пьесе из жизни кочевников. Брезентовые палатки, натянутые верёвки, раскладушки, вёдра, топоры. Голодающие были в белых повязках на головах.

К тумбоватым колоннам театра, скопированного с Большого в Москве, были спинками распято приставлены одноногие фанерные щитки с плакатами-лозунгами.

В бразильском фильме «Рабыня Изаура» (дело происходило в прошлом веке) новый фазендейро Альваро за три часа отпустил на волю своих рабов и раздал им всем всю свою фазенду в аренду.

В Китае поделили землю между крестьянами за одну зиму!

А у нас семьдесят три года тянут земельную резину.

Читаю с плакатов.