Что посмеешь, то и пожнёшь

– А эсли придёт эта… – она ужала плечи, сгорбилась, нарочито затрясла рукой и сделала ею несколько тех движений, какие обычно делает ревизор, пробивая дырочки на вашем билете, – так ми эго машинку эту, – она опять пожамкала рукой, – вибросим чэрэз окно вмэстэ с ным! Нэ бойся!.. Он придёт на вагон… Ми луди добри… Пустим… Пускай эдэт, если хочэт. Но молчи. Тыхо, бобик! Эсли скажэт: давай покажи билэта, я скажю эму културно: сначал ти давай покажи свою билэту! Сам бэз билэт, а с тэбе требуэт! Покажи, нахал, свой! Он всё равно ничэго не покажи. Нэту! Сама зайка-замазайка!.. Ти бэз билэт, он бэз билэт… Какои разница? Ми эму эсчо здэлаем крупни штраф! Нэ бойся!

И, право, безбилетные страхи как-то сами собой отлились.

Мы с Валентиной плотней, надёжней подсели к окну.

Боже, что за небесные места!

Где ещё увидишь такие картинки?

Долго ли, коротко ли мы ехали…

С обрыва мальчишка махал поезду рукой.

На какой-то миг наши глаза столкнулись.

Малец зверовато дрогнул, подхватил с земли каменюку и запустил в нас.

Едва удёрнулись мы за вагонную стену, как окно с гремучим звяком ссыпалось на пол.

Ну паршивец!

Неужели мои рыжие усы так подожгли этого загорелого тимуровца?

Поезд, слава Богу, не стоял на месте, знай себе шёл, и жарившие вдогонку камни уже не нагоняли нас.

– Перегрелся паинька на кавказском солнышке, – промямлил я.

Наша спутница вяло подставилась сквозняку, что туго ударил в разбитое окно.

– Хатэл – махал… Хатэл – кидал… Чито хочешь, генацвалико, дэлай… Пэрэстройка!.. Камни, пожалюста, бэй!.. Сразу нови воздух пришла!

Она лениво загребала рукой к себе воздух и больше ничего не говорила.

Скоро мы пристыли где-то посреди двора.

Из соседних вагонов ватно вышли распаренные парни.

Пали на травку отдохнуть.

Бычок рядом перестал собирать травку.

С верёвки в панике пялится на них.

– Почему так долго стоим? – допытывается нетерпеливый молодой голос. – Что стряслось?

– Страшная чепешка. Это до скончания века. Авария! Проводница попала под машиниста. Пока вытащат из-под этого разврателли…

– Не вяжи чего зря. Машинистик в очереди за картошку героем бьётся!

Я перешёл к окну напротив.

Знакомый пейзаж.

Мерия!

В этом местечке жила русская лётная воинская часть.

У ларька очередина в три обмота.

Машинист боком протирается сквозь толпу, нерешительно бормочет, будто мусолит во рту огурец:

– И товарисчи… и граждане… и все остальные примкнувшие к дорогой очереди любезные господа… Я только спросить… Я только спросить…

Ещё на подступах к прилавку он готовно раскрыл мешок.

Это его и погубило.

– Мешок спрячь и так спрашивай! – потребовала злая очередь.

– Я не мешок свой спрашиваю… Я вас спрашиваю… Не видали, куда пошли два моих друга Сунь Ху Чай и Вынь Су Хим?

Очередь заозиралась.

Что за друзья? Куда могли уйти?

Очередь опрометчиво потеряла бдительность, и машинист тут же проявился у прилавка.

– Эй! Синоптик![384] – пробивается к нему капитан, тощий длинный горбыль. – Не крути нам мозги! Умней всех? Да?

– Да! – с вызовом подтверждает машинист. – И этого не стыжусь!

– А я говорю – нет! Без почему[385] недоучила тебя школа. Ты знаешь, что такое советская очередь? Очередь тебе не шалтай-болтай! Очередь – святое дело! Очередь, наконец, – это подход к прилавку по-коммунистически! По-ком-му-нис-ти-чес-ки!!! Все культурно стоят, вежливым стерильным дыханием в затылок согревают друг друга… А он один напроломище лезет! Не ломай порядок. Я научу тебя ходить бороздой! Давай, сизокрылый, лети в хвост очереди!

– Притронешься, тарзан, – сам полетишь!

– А ну крути отсюда педали, пока не дали!

Капитан хватает его за руку и выдёргивает из переднего края доблестной очереди.

– Доволен, что сильнятка? – полульстиво выговаривает машинист, и в мгновение снова просекается на подступах к дорогому прилавку, тычет в свой сипло вздыхающий паровозишко:

– Люди! Думайте ж вы умом! Забойтесь Бога. Мне ли торчать в вашем базаре?

– Ты на работе. Куда тебе ещё спешить?

– Уступите мне без очереди. Иначе вы все останетесь без картошки! Вы что, хотите, чтоб тут были все мои пассажиры? Да если они узнают, что здесь дают картошку… Все до одного набегут!

Крики. Толкотня. Гам.

– Крэмл… Сэссия… – хладнодушно поясняет тетёха, ни к кому не обращаясь.

Машинистик умудряется боком прорезаться прямо к весам. Худобный капитан тут же вылавливает его за мешок из давки. Снова отлучает от призового первого места.

Правда, можно было выпустить мешок и спасти первое место.

Но во что тогда брать проклятую картошку?

Машинист соскакивает с тормоза, с подпрыгом – он мелок ростом – мазнул великанистого костлявого обидчика по метровой щеке.

Конечно, в ответ получает свою звончайшую.

– Плюйрализм… – уныло сообщает нам бабец.

Мужики раскипелись, как истинные витязи, хоть и без тигровых шкур, кидаются друг на дружку.

Между ними проворно влезает какая-то мурлетка. Может, благоверная долговязика? Не баба, а таран! Пробует растолкать их.

Только не драка!

– Баба нам указ!? – энергично спросили друг у друга драчуны.

Оба оскорблены и потому объединёнными силами наваливаются на бабу. Отшвыривают её к плетню.