– Пообещать что? – спросила я, проглатывая нервозность, которая возникала, когда я смотрела на него.
Что-то в нем заставляло меня переживать, как будто он мог слышать мои мысли и знал, что именно тогда, когда я сомневаюсь, я делаю правильный выбор – отправляюсь с ним.
– Пообещай мне, что мы останемся вместе. Все будет хорошо, и мы найдем безопасное место и остановимся там. Но мы должны сделать это вместе – понимаешь? – спросил Кэлум с той же навязчивостью в голосе, которую я чувствовала в голосе Брана.
Я кивнула, решив свою судьбу одним коротким словом, совершенно не понимая его значения:
– Клянусь.
15
Кэлум шел через лес со спокойной уверенностью человека, который знает, как ориентироваться в таких местах, где все выглядело одинаковым. Я молча следовала за ним, подозревая, что мы, возможно, движемся в том же направлении, что и прошлой ночью, – обратно в деревню, к амбару, который все изменил и отправил нас в бег по кругу. С каждым вздохом я все больше сожалела о произошедшем.
Время от времени Кэлум пытался задать мне вопрос и начать разговор, но в конце концов устал получать односложные ответы. Он настороженно изучал меня и, мне казалось, считал, будто я могу просто лечь посреди леса и навечно заснуть. Справедливости ради, когда меня накрывала волна слабости, именно этого мне и хотелось.
– Он бы не хотел, чтобы ты сдалась, – сказал наконец Кэлум, признав, что мы оба понимали, что заставляет меня хранить молчание.
Горе. Оно поглотило меня целиком. Я считала, что виновата в смерти Брана, и эта мысль тяжелым грузом давила на плечи.
– Ты ничего не знаешь о моем брате! – рявкнула я.
В голове у меня всплыла картина: как Брана мучило чувство вины, когда он вскинул вверх руку с кинжалом, готовясь вонзить его мне в сердце. Я не знала, что́ Кэлум видел на утесе до того, как вмешался, не знала, заметил ли он, что Бран собирался убить меня, но понимала: у моего брата были секреты, которыми он со мной не делился.
– Если бы мне посчастливилось иметь сестру, я бы защищал ее ценой
Как будто он знал, что ему нужно смягчить тон, потому что я находилась уже на пределе своей прочности.
– А что мне делать, ведь он хотел, чтобы я умерла? – выпалила я, прежде чем успела подумать.
Как только эти слова слетели с моих губ, я тут же пожалела о них и зажмурила глаза, ругая себя за глупость.
Я нуждалась в Кэлуме, а теперь этими словами могла заставить его еще больше думать, будто со мной что-то не так. Я сделала большую глупость.
– Что? – спросил Кэлум почти беззвучно и резко остановился, словно натолкнулся на препятствие.
Сжав кулаки и стиснув зубы, он посмотрел на меня своими темными глазами.
– Он хотел, чтобы ты умерла? Что ты хочешь этим сказать?
Я впилась зубами в нижнюю губу, отворачиваясь от Кэлума и его ослепляющей силы, и продолжила идти вперед.
– Только то, что лучше бы мне умереть, чем быть схваченной фейри.
Я практически призналась Кэлуму, что со мной не все в порядке, надеясь, что он оставит меня в покое, не пытаясь добраться до истины, которая может быть очень простой.
– Не лги мне, Эстрелла, – сказал он, схватив меня за предплечье и снова разворачивая к себе лицом.
Кэлум вторгся в мое пространство, его живот находился на расстоянии одного глубокого вдоха от моей груди. Момент показался бы интимным, если бы не ненависть, пылающая в его глазах.
– Это единственное, чего я не потерплю от тебя. Хочешь хранить свои тайны, храни ради богов. Но, пожалуйста, прояви ко мне хоть каплю уважения и не лги, глядя мне прямо в глаза. Очень не хочется слышать, как из этого красивого рта льется безобразная ложь.
– Договорились! – Я захлопнула рот, как только выплюнула это слово.
Он не хочет, чтобы я лгала, значит, я не буду лгать. Просто буду держать свои чертовы секреты при себе.
Кэлум усмехнулся, ярость исчезла с его лица со странным рокотом в груди.
– Ах, детка. Я намерен распутать все твои узелки. Но не сразу, а постепенно, наслаждаясь тобой, – пробормотал он, поднимая мозолистую руку и убирая прядь волос с моего лица.
Нежно коснувшись моей кожи, он провел пальцем по щеке и линии подбородка, остановился на мгновение, обхватил подбородок и снова отпустил меня.
– Ты же сказал, что я могу оставить свои секреты при себе, – сказала я, и мой голос дрогнул, когда меня окутала его улыбка.
Голос Кэлума звучал так соблазнительно, словно сам грех говорил со мной. Величайший грех, прорывавшийся сквозь слова, обещавший чувственное наслаждение.
– Да, пожалуйста, оставляй на здоровье, – сказал он, отпустив предплечье, за которое держал меня, и провел пальцем по рукаву платья.
По тому самому месту, где раньше покоился кинжал, прижатый к моей коже в ожидании, когда я использую его, чтобы убить себя. Бран избавил меня от хлопот: сам вытащил его и попытался снять с меня это бремя.