Что-то не так (СИ)

Мальчишка что-то закричал вслед – Марк не вслушивался; он быстро шагал обратно, ему странным образом хотелось быстрее оказаться в каком-нибудь замкнутом пространстве (какую-то он здесь заработал странную агорафобию, похоже); в этом тумане и вообще теперь будет уютно. К тому же ему (непонятно с чего бы, дурак) чудилось, что та дверь, за которой остался Ддейхерг, будет открыта, и до нее, значит, надо добраться как можно быстрее.

– Хотя с чего бы? Какого хрена она будет открыта, здесь и теперь? Вот так и сходят с ума – незаметно. Вот так пушистый северный лис и подкрадывается – незаметно...

Он быстро шагал; сзади стали нагонять шлепки легких шагов.

– Лайнестветт, доо! Эх ведхенгдетт, доо!

– Отвали, доо, – он даже не обернулся. – Это ваши дела. А с меня хватит. Не хватало попасть еще куда-нибудь, там куда уже попал.

– Эх ведхенгдетт, рай!

Марк не отвечал. Он продолжал быстро шагать. Мальчишка догнал, ущипнул за рукав, попытался остановить, но, разумеется, тщетно.

– Эх ведхенгдетт, – Марку показалось, что тот сейчас заплачет.

– Реви сколько хочешь, ползай на коленях, пресмыкайся, орошай слезами Вселенную – обломайся и все. Мне ваша хрень не нужна, а то, что вы меня не кинете, с Эйнгхенне, когда я воткну этот шарик куда вам там нужно, – еще не факт. Письменной гарантии у меня нет, а если бы даже была – что мешает вам кинуть меня и с гарантией? Вы тут своих, я понял, кидаете направо и налево, а что уж я, совершенно левый тут чел... Отвали.

– Ххисесттехт, ри Эйнгхенне ттейхеййег, ттайргесост...

– Давайте сначала Эйнгхенне, а потом будет ттайргес. И это мое заднее слово.

Как раз на этом заднем слове Марк погрузился в туман. Стена «игхорга» казалась такой совершенно не туманной, что в нее хотелось что-нибудь бросить – чтобы увидеть и услышать как брошенное от нее отскочит. Тоннель дороги был залит полупрозрачным матово-сиреневым светом – такого здесь еще не встречалось; свет какой-то такой вещественный, что, казалось, расплывается, расталкивается, когда идешь. Судя по всему – по небу, по воздуху, по теплоте – высота здесь была существенно меньше чем в тех местах где заварилась каша с «ттайргесом», и все эти характерные явления, типа тумана и снега, здесь выглядели и ощущались по-другому.

Стало вдруг бешено интересно – как это все взаимосвязано, все вместе «работает»; очень захотелось посмотреть, например, на тот же «игхорг», в нем побывать, где-нибудь на уровне моря, или на высоте километров шести. Но нет, нет уж, не надо; хватит того что уже посмотрел, где побывал. Сейчас бы найти какой-нибудь уголок, чтобы никто не трогал, была какая-нибудь еда, хотя бы элементарнейшая, просто не сдохнуть с голоду, и чтобы никаких рож, вообще. (Эйнгхенне, кончено, в этом уголке бы не помешала, хотя бы потому, что у нее-то не рожа, а адекватное вменяемое лицо, на которое, больше того, хотелось смотреть больше и больше... Но воспоминания о ней стали казаться бредом, она сама – призраком, привидением, наяву не бывавшим, приходившим лишь в воспаленную, распаленную безумной мечтой голову...)

Да и пошли вы все нахрен. Вот только мальчишка достал – тащится вслед, щиплется за рукав (схватить за руку почему-то никак не решается), ноет, хочется треснуть; где там дверь, все-таки? Ддейхерг, по-моему, из всех этих придурков самый вменяемый, даже вменяемей Гессеха (где он там? был ли он на самом деле? или туда же – призрак? сверкающий, гремящий, поражающий этой своей ублюдской железкой, но тем не менее призрак? блин, как я еще здесь не свихнулся, реально). Вот, наконец, коридор, освещенный теперь рядом узких ленточных окон под потолком (высота – метров двенадцать). Вот она, дверь – разумеется закрытая, и, очевидно, на веку Марка никогда более не откроющаяся... Он грохнулся рядом, на то самое вчерашнее место, и снова почувствовал усталость, полное опустошение, и снова захотел спать, и снова задремал...

Мальчишка, которому, очевидно, ничего делать больше не оставалось, уселся у двери с другой стороны, уложил у ног палку факела, опасливо огляделся (очевидно, по-прежнему опасаясь каких-то этих своих подслушивающих устройств), сказал, снова вполголоса, едва слышно:

– Ттайргесонгдем, ройтдеххангдем Эйнгхенне.

– Знаю, – Марк отмахнулся. – Ттайргес – Эйнгхенне, Эйнгхенне – ттайргес. Если ты в таком курсе, то скажи где Ддейхерг, что с ним, и как мне его увидеть.

Он понял, что ему действительно очень охота его увидеть. Во всем этом бреду Ддейхерг, странным образом, обозначился некой единственной вменяемой цельностью, некой единственной адекватной интегральностью, за которой оставался единственный шанс – как-то выжить здесь дальше.

– Короче, – промычал Марк, посмотрев в высокий потолок между лентами окон. – Надо как-то учить язык, и хоть тресни. Иначе ко мне придет тот самый пушистый зверек. Хотя бы потому, что не соображу как и кто меня тут собрался иметь. Когда я буду знать о чем они говорят, то смогу воспользоваться своим некоторым преимуществом гораздо более эффективно, а возможно и обрести известный успех. В каком виде тут это может происходить.