Марк обнаружил, что они достигли выхода из коридора, и выход этот теперь перекрыт. Подошел к двери-перегородке, стукнул – глухо, безапелляционно; будто не дверь, а миллиардотонная базальтовая плита.
– Два раза – еще не ряд регулярных соответствий, – он снова опустился и уселся, спиной к двери. – Хотя здесь уже и один раз может быть... Так, что мы имеем? Ттайргес, как видно, кроме меня в руки никому не дается. В смысле не положено, и, как видно, просто нельзя, физически... Значит, это судьба, и, значит, пусть он там пока и лежит, в безопасности. Никуда он оттуда не денется, ты, я уверен, сам понимаешь, – он посмотрел на мальчишку, как тот сел рядом и так же прислонился к двери, снова уложив аккуратно у ног палку факела. – А нам без него безопаснее. Успокойся и не нервничай, – он усмехнулся в ответ на внимательно-напряженный взгляд. – Все будет хорошо. Как тебя зовут – ты мне так и не сказал, между прочим. Нейддве-кхи Марк! Как тебя нейддве, блин?
– Твеййессо, нейддве-кхи, блин, – тот хмыкнул и улыбнулся, сверкнув в полусвете окон зубами (и «б» опять у него получилось криво).
– Напиши, блин, – Марк протянул трубку листа.
Тот развернул лист, написал – быстро, аккуратно, красиво.
– У вас все нищие так пишут? – Марк усмехнулся, оглядев каллиграфически-изящную надпись. – Ладно. Твей-йес-со... Супер, вот мне еще несколько букв...
Марк снова задремал, и когда затем включился снова, огляделся и очухался, снова, ощутил вдруг какую-то странную решимость – которая словно оформилась сама по себе, когда он спал, и не мог, таким образом, ей помешать. Словно бы ей надоело, что он таскается тут, на самом деле, как дурак на веревочке – вместо того чтобы, наконец, все-таки, воспользоваться своим преимуществом, и хотя бы выбраться из той задницы, куда его тянет все больше и глубже, – как минимум.
Он вскочил, огляделся – мальчишка рядом, с этой своей дурацкой факельной палкой. Интересное, кстати, дело, – Марк подошел, наклонился, взял палку, – как и чем она горит? Даже не обуглена ведь! Она вообще горела? И она ли это горела? Обмотана какой-то лентой, чуть жирноватой – чем-то пропитана, хотя, может быть, такая сама; на ощупь как графитная смазка, пальцам очень приятная, и очень приятно пахнет (не поймешь как, а приятно). У них даже банальные, затрапезные, приземленные факелы супертехнологичны (а живут ведь, по существу, как какие-то дикари; во всяком случае, ощутимо более по-дикарски чем мы; хотя, с другой стороны, далеко не так лицемерно, и все вещи у них занимают свои подлинные места). Просто берешь, получается, обычную тупую ветку, обматываешь такой вот лентой, и готов суперский факел. Может, он и зажигается даже сам, заклинательно? Светит не очень ярко – а может быть яркость-то регулируется? Если мелкий опасался громкого разговора, мог также бояться яркого света... Может быть, эти факелы у них появились в рамках экономии этого «тейстер»? Или нет – может быть чтобы как-нибудь не фонить?! Какой-нибудь светящийся кристалл вместо такого факела можно локализовать? Нет, все-таки, крайне интересно, само по себе, что у них тут на самом деле творится.
Он осторожно толкнул мальчишку в плечо. Тот встрепенулся, вскочил; Марк сунул ему палку с лентой:
– Ты все-таки не тот за кого себя выдаешь. Откуда у тебя такой факел? Только не говори, что у вас все факелы тут такие. Весь огонь который я до этого тут встречал был огонь как огонь. Да и тот который вы разжигали тогда – был огонь как огонь. Или нет? В общем, ты как хочешь, но спасибо за схему, – он тронул карман с листом, – и я пойду искать Гессеха. Он меня во всю эту хрень тут втянул, и я намерен призвать его за это к ответу. Хочешь – пошли со мной. Будем призывать вместе. Ну что, таахейнгес? Блин, я это слово уже так ненавижу, что... Если когда-нибудь решу написать мемуары, то первую часть, наверно, так и придется назвать. Короче, я пошел.
Он отвернулся и зашагал по мерцающим плитам пола. Узор, в легком рассеянном свете, сыплющемся из-под высокого воздушного потолка, светился так же легко, прозрачно, воздушно; уставший ощутимо глаз на нем по-прежнему отдыхал, что теперь было особенно хорошо. Шагов через двадцать мальчишка двинулся вслед – легкие шлепки шагов догнали, зафиксировались за спиной. Вот она, наконец, дверь, справа в бесконечной стене, за которой осталась та, крайняя, площадка с «эйргеддом» над балконами. Слева, напротив, вход в коридор, ведущий в ту вчерашнюю фантасмагорию. Надо выйти к той двери, от которой Марк вчера повернул назад, и (если она открыта, конечно) выйти на улицу. Ну, а там – там будет видно. Возможно.