Чтоб никогда не наступала полночь

Луна подняла голову, но вместо королевы увидела перед собой мускулистую громаду кавалерственной дамы Альгресты. Затем, повинуясь безмолвному приказанию, капитан Халцедоновой Стражи шагнула в сторону и слегка расслабилась, однако прятать в ножны меч с широким клинком не спешила.

Инвидиана окинула холодным взглядом жалкие лохмотья платья и залитую кровью грудь Луны.

– Что ж, презренная, – сказала она. – По-видимому, на сей раз ты сказала мне правду.

Удерживаемая стражем, Луна никак не могла бы ответить на это реверансом и удовольствовалась почтительным наклоном головы.

– Я не стала бы навязывать Вашему величеству своего присутствия без важной на то причины.

И это было чистейшей правдой.

Собравшаяся вокруг толпа лордов и леди, стражников и служителей, молча ждала. Каждый готов был заулыбаться или с презрением отвернуться – смотря как обойдется с Луной их королева.

– Отпусти ее, – велела Инвидиана стражнику.

Руки, сжимавшие плечи, исчезли как не бывало, и Луна немедля преклонила колени.

– Ты грязна, – скучливо, точно даже вид Луны порождал неприятный привкус на языке, заметила Инвидиана. – Воистину, точно ничтожный червь. Грязи в своем дворце я не терплю. Перевяжи раны да вымойся, прежде чем снова покажешься здесь.

– Покорнейше повинуюсь приказу Вашего величества.

Едва Луна поднялась на корточки и сделала положенные три шага назад, процессия двинулась дальше и скрылась в противоположном конце галереи – лишь несколько гоблинов задержались, дабы подобрать и унести тело сэра Дервуда Корра.

Луна позволила себе бросить последний взгляд на обмякшее, забрызганное кровью лицо рыцаря. Дознаваться, что за вести он получил ночью, никто не станет – все убеждены, будто они присланы Дикой Охотой. Однако он, по всей видимости, вправду отправил ответ, и вовсе не сестрам Медовар. О чем сообщил он Охоте? Уж не о том ли, что сестры вмешались в его дела?

Их нужно предупредить. И принести извинения за гибель Корра. Разумеется, Луна не станет о нем скорбеть, но брауни – непременно.

Саднящий порез поперек груди и колотые раны в спине – вполне уважительный повод. Некоторые из придворных тоже были обучены лекарскому ремеслу, но никто не сочтет за странность, если Луна обратится за этим к сестрам Медовар.

Гоблины подхватили тело Корра и со скрежетом, за ноги, поволокли его из галереи прочь, оставляя за собою кровавый след. Оторвав взгляд от алой дорожки, Луна увидела, что дивные, оставшиеся неподалеку, во все глаза таращатся на нее и шепчутся меж собой.

Инвидиана позволила ей отлучиться, чтоб вымыться и исцелить раны. Ничтожный, но все же – знак. Знак благосклонности. Охоте на нее конец.

Высоко вскинув голову, Луна покинула галерею со всем достоинством и хладнокровием леди из круга избранных, на принадлежность к коему более не посягала.

Лондон, затем Ислингтон,

26 апреля 1590 г.

Наутро ночные приключения казалось убийственно, до жути неправдоподобными.

Колси молчал, но то и дело бросал на Девена осуждающие взгляды, коря хозяина за позднее возвращение. Когда господин вернулся к себе, слуга старательно сделал вид, будто спал, но Девен в сем усомнился. Сам он отправился прямиком в постель и до утра страдал от кошмарных снов, в которых все, кого он только знал, сбрасывали маски и оказывались дивными, однако теперь, наяву, при ярком солнечном свете, о странностях минувшей ночи не напоминало ничто, кроме стойкого ощущения недосыпа.

Да вправду ли все это было?

Поднявшись, Девен оделся и претерпел процедуру бритья в исполнении Колси, соскребшего с его подбородка оставленную Рэнвеллом щетину. Оставшись с оголенным, заметно саднящим (Колси, словно затем, чтоб вывести на чистую воду молодого выскочку, подошел к делу чересчур старательно) лицом, Девен призадумался: чем бы себя занять?

И тут увидел на подоконнике письмо.

Долго взирал он на сложенную бумагу, будто на ядовитую змею, не решаясь приблизиться. Но письмо лежало да полеживало себе на месте и, более того, по-прежнему оставалось обычным письмом. Наконец Девен подошел к подоконнику и не без опаски взял послание в руки.

«Мастеру Майклу Девену», – гласила надпись, выведенная на наружной стороне письма округлым, простодушным почерком секретаря-самоучки. В восковую печать был вдавлен обрывок засохшего розового лепестка.

Затаив дух, Девен сковырнул воск с бумаги.

«Мастеру Майклу Девену, в округ Касл-Байнард, Лондон, сестры Гертруда и Розамунда Медовар с постоялого двора “У ангела”, что в Ислингтоне, sub rosa шлют свой привет».

Листок в руке задрожал. Значит, все это не сон…

«Надеемся, письмо наше застанет вас отдохнувшим и в добром здравии, и покорнейше просим навестить нас на постоялом дворе “У ангела” при первой же подходящей оказии, ибо в последней беседе мы пренебрегли кое-какими обстоятельствами, а некоторые из оных чрезвычайно важны. По прибытии назовите розовому кусту свое имя».

Девен медленно перевел дух и свернул послание. Брауни… Теперь он состоит в переписке с брауни!

Услышав на лестнице грохот хозяйских шагов, Колси вскочил на ноги.

– Шпагу и плащ, – велел Девен.