Чудеса Дивнозёрья

А Пушок и сам был уже не рад, что настоял. Кино оказалось действительно жутким. Но показать свой страх при даме он не мог, поэтому только топорщил шерсть на загривке, иногда тихонько шипел и ел вдвое больше, чем обычно, – от стресса.

– Я больше никогда не буду спать… – выдохнула Ночка, когда пошли финальные титры. И, кажется, впервые в жизни Пушок был с ней согласен.

Он сглотнул и попытался обнять её крылом, то ли желая успокоить, то ли пытаясь успокоиться самому. От мысли, что подруга может сейчас улететь и оставить его одного в этом пустом одиноком доме, коловерше стало не по себе. А Ночка ещё и подлила масла в огонь:

– А тебе не кажется, что в доме кто-то есть? – Её голос предательски дрогнул. – Кто-то чужой…

– Не может быть!

Пушок произнёс это так твёрдо, как только мог, но в душе засомневался. А глупое сердце уже ухнуло в пятки.

Старый деревенский дом жил своей жизнью. Повсюду слышались скрипы, шорохи, за окном завывал разгулявшийся к ночи ветер. Ветка стукнула в окно, и Ночка, тихо вскрикнув, нырнула с головой под плед, перевернув мисочку с джемом. Пушок спустя мгновение присоединился к подруге. Его лапы дрожали, сердце билось часто-часто, а дыбом стояла уже не только шерсть, но и все перья. Ох и влетит им от Тайки за испачканный плед! Если, конечно, живы останутся…

Вдруг он услышал, как на чердаке что-то покатилось, громыхая по полу, звякнуло и зловеще затихло.

– Это маньяк! – Ночка всхлипнула, прижимаясь к Пушку всем телом. – А-а-а, спасите!

Дама просила его о помощи – кто остался бы равнодушным?

– Не маньяк, а сквозняк, – как можно беспечнее отозвался Пушок. – Хочешь, я схожу и проверю?

Слова сорвались с языка прежде, чем он подумал, чем на самом деле чревато такое предложение. А когда спохватился и малодушно понадеялся, что Ночка откажется, было уже поздно.

– Проверь, пожалуйста. А то мне о-о-очень страшно…

Ох, как же сейчас Пушку не хватало его храброй ведьмы. Вместе с ней он хоть к чёрту в ступу, хоть к Змею Горынычу в пасть полез бы. И с маньяком бы сразился, честное коловершье слово! Но Тайка была далеко, как и спокойный здравомыслящий домовой Никифор. Поэтому расхлёбывать заварившуюся кашу Пушку предстояло самому.

– Я возьму веник. На всякий случай.

Он говорил сам с собой вслух, чтобы не так трястись от ужаса.

Ночка нервно хихикнула.

– Думаешь, маньяк боится веника?

– Разумеется.

Пушок решительно откинул одеяло, встал на все четыре лапы, встряхнулся.

– А почему?

– Потому что веника боятся все! – Героически выгнув грудь вперёд, он дыхнул на когти и пополировал их о шерсть. – Идём, будешь меня страховать.

* * *

Это только говорят, что кошачья поступь самая мягкая. Но, наверное, коловерши всё-таки недостаточно похожи на котов, потому что старые рассохшиеся ступени, ведущие на второй этаж, громко поскрипывали под их лапами. Обычно Пушку казалось, что он ходит гораздо тише, но сегодня каждый шаг отдавался в ушах, как звук барабана. Тум-тум-тум! А ведь маньяк мог услышать любой шорох. И наброситься.

– Если у него с собой ножи, это ерунда, у нас есть когти, – шепнул Пушок, когда они добрались до чердачной лестницы.

Но Ночку это ничуть не успокоило:

– А вдруг у него когти ещё больше?

– Ты кино вообще смотрела? У маньяка всего две лапы, а у нас – по четыре у каждого. Преимущество на нашей стороне. А ещё я рыжий. Это значит – удачливый!

Перехватив веник покрепче и выставив его перед собой, он с силой толкнул чердачную дверь от себя. Та открылась с леденящим душу скрипом несмазанных петель.

– Послушай, а зачем мы вообще туда идём?! – запричитала Ночка. – В фильмах герои тоже вечно идут туда, где опасно, а потом раз – и всё. Я передумала: давай не будем проверять, сквозняк там или маньяк. Лучше летим скорее в лес, пока не поздно.

Но Пушок фыркнул:

– Ни за что! Теперь это дело чести. Не бойся, я же с тобой!

В нём говорила, конечно, не смелость, а чувство вины. Он просто не мог вот так взять и удрать. Его же оставили одного дома. Значит, Тайка ему доверяла. И Никифор тоже. А вдруг друзья вернутся раньше? Они не будут знать, что на чердаке завёлся маньяк, и сразу попадутся ему в лапы. Этого Пушок никак не мог допустить.

– Эй, кто здесь! Выходи, а не то…

Договорить он не успел. Дверь с треском захлопнулась. Насмерть перепуганная Ночка осталась снаружи (и наверняка уже лежала в глубоком обмороке). Он и сам едва не брякнулся без чувств, но вмиг взбодрился, когда понял, что кто-то, кого Пушок так и не сумел разглядеть в темноте, утробно зарычал и крепко-накрепко вцепился зубами в веник. В воздух взметнулась застарелая пыль, сразу захотелось чихать и кашлять. Снова что-то звякнуло, послышался звон разбивающегося стекла – кажется, нападавший задел хвостом пустые банки. Ну, теперь, по крайней мере, Пушок мог ручаться, что у его врага есть хвост, – особенно после того, как получил этим самым хвостом по морде.