Только рыжий коловерша Пушок не боялся мороза и ежедневно воевал с многочисленными воробьями и синицами, которые прилетали в сад, чтобы полакомиться ягодами.
Сегодняшнее утро опять началось с бухтения коловерши:
– Тая, это никуда не годится! Ты ведьма или кто? Придумай, как нам отвадить пернатых разбойников! Спасу от них нет.
– Да что ты к птичкам пристал? Зима на дворе. Они тоже кушать хотят.
Тайка помешивала ложкой бурлящую овсянку. Был выходной, но она всё равно встала пораньше, чтобы прибраться в доме и нарядить ёлку, – надо же было как-то создать себе новогоднее настроение!
– Но это моя рябинушка!
– Не жадничай.
– И черноплодка моя!
За печкой заворчал-заворочался домовой Никифор:
– Что за крик спозаранку? Дай поспать, обормот!
– И боярышник тоже мой! – не внял Пушок.
В следующий миг ему пришлось уворачиваться от валенка, которым запустил в него домовой.
– Лучше вот овсяночки попробуй. – Тайка уже раскладывала кашу по тарелкам. – Со сгущёнкой. И тебе, Никифор, я тоже положу. Доброе утро!
– Сами ешьте свою овсянку! – надулся Пушок.
Вихор из перьев на его голове торчал, как боевая причёска воина племени ирокезов. Тайка протянула было руку, чтобы пригладить, но коловерша обшипел её и утёк под стол, нарочно зацепив когтями скатерть. Подбежавший домовой чудом успел подхватить сахарницу, а Тайка в сердцах звякнула ложкой о кастрюлю:
– По-моему, кто-то зажрался!
Ответом ей стало негодующее сопение из-под стола.
– Ладно, – вздохнула она, – в конце концов, скоро Новый год. Давайте не будем ссориться? Никифор, у тебя не найдётся пары дощечек? Сделаем для птиц кормушку.
Затея удалась! И Тайка, набив карманы семечками, направилась в сад.
Стоило ей только приладить кормушку на ветку и насыпать угощение, как тут же налетела тьма-тьмущая птиц. Тут были и воробьи, и синицы, несколько снегирей и даже один красавец-клёст.
– Шапку надень! – донёсся с кухни голос домового, но Тайка сделала вид, что не услышала.
Ей совсем не было холодно, хотя ночью опять подморозило, и поэтому изо рта шёл пар, а щёки вмиг разрумянились на ветру.
Пушок вылетел следом, спикировал на ветку боярышника, росшего у забора, и принялся важно расхаживать туда-сюда с хозяйским видом.
– Ишь, разгалделись… – проворчал он, глядя на птичий пир.
– Зато твои ягоды не трогают. Теперь доволен?
Тайка подышала на ладони и спрятала руки в карманы куртки.
Однако одного из снегирей – мелкого, зато с самой яркой грудкой, – семечки не заинтересовали. Воровато оглядываясь, он перелетел на ту же ветку боярышника, где сидел Пушок, и клюнул красную ягоду.
Коловерша, обалдев от такой наглости, взревел:
– Моё! – и бросился вперёд.
Снегирь заметил опасность слишком поздно. Он попытался было цупорхнуть, но, получив удар лапой, упал с ветки, как сбитое яблоко.
– Ты что, очумел?! – Тайка сбежала с крыльца и подхватила птичку. – Пушок, тебе не стыдно?
– Я думал, что он улетит, – потупился коловерша. – Они же шустрые. Ну, обычно… Тая, не смотри на меня так. Я правда не хотел. И мягкой же лапкой бил, без когтей!
– Ишь, не хотел он! А зачем тогда бросался? – фыркнула Тайка и унесла снегиря в дом, захлопнув дверь прямо перед носом у поникшего Пушка.
Коловерша не обманул: снегирёк оказался цел и невредим. Тайка подумала, что тот, наверное, упал в обморок от страха (если, конечно, птицы вообще способны падать в обмороки). Едва оказавшись в тепле, пернатый гость очнулся, открыл глаза-бусинки и завертел головой, а потом, выпорхнув из Тайкиных ладоней, повис на занавеске, в страхе озираясь по сторонам.
– Не бойся, никто тебя не тронет.
Девушка поставила блюдечко с водой на подоконник и насыпала горстку семечек, но снегирь и не думал спускаться. Она уже успела пожалеть, что притащила в дом дикую птицу: помощь той, похоже, не требуется, а мозгов у неё… ну, как у обычного снегиря. Теперь ещё и выгонять замучаешься.
– Кыш-кыш! Никифор, а ну-ка дай мне полотенце.
Заслышав её голос, птица взмахнула крыльями и заметалась под потолком. Домовой высунулся из-за печки:
– Зачем тебе?
– Попробую поймать и выдворить этого истеричного снегиря… – вздохнула Тайка.
– И вовсе я не истеричный! – донёсся с абажура звонкий мальчишеский голос.
Никифор крякнул, а Тайка чуть не шлёпнулась на пол от неожиданности:
– Мамочки, он ещё и разговаривает?!
Нет, она, конечно, понимала язык животных, но эта птица говорила человеческим голосом. Такое чудо даже в Дивнозёрье не каждый день встретишь.
– Не надо говорить обо мне так, будто бы меня здесь нет! – Снегирь встряхнулся и почистил об абажур клюв. – Что это за рыжее чудовище? Зачем вы схватили меня? Вас мой дед подослал, да?
– Никто нас не подсылал, – надула губы Тайка. – Мы даже не знаем, кто ты такой. А уж о деде твоём тем более не слышали.
– Не ври, о нём все на свете знают!
– И как же его зовут?
– Морозко. А по-вашему, стало быть, Дед Мороз, хозяин вьюги и метели, зимний воевода, повелитель льда, владыка Севера и прочая, и прочая…
Тайка, не удержавшись, хихикнула:
– Если Дед Мороз твой дедушка, то ты, выходит, Снегурочка, что ли?