13 мая было назначено послднее собраніе. Лоренца уже уложила сундуки и баулы, потому что на раннее утро были заказаны лошади.
Вс были печальны и нервны, какъ передъ отъздомъ. По обыкновенію, въ комнату, гд стоялъ столъ съ графиномъ чистой воды, заперли «голубя» (на этотъ разъ маленькаго Оскара Ховена, какъ и въ день прізда Каліостро) и, прочитавъ молитвы, сначала спрашивали у него, видитъ ли онъ, что длается въ зал, чтобы знать, готовъ ли онъ принять виднія. По знаку Каліостро Шарлотта опустилась передъ нимъ на колни, держа въ рукахъ карманные часики. Самъ графъ стоялъ у двери въ маленькую комнату, чтобы лучше слышать отвты голубя.
— Видишь ли ты насъ? — спрашиваетъ графъ.
— Вижу! — раздается изъ-за двери.
— Что длаетъ Анна-Шарлотта?
— Стоитъ передъ тобой на колняхь, въ рукахъ у нея часы, на часахъ десять часовъ.
Все это вполн соотвтствовало происходившему.
— Что ты еще видишь?
За дверями было тихо.
— Что ты еще видишь?
Опять не было отвта. Вс молчали и напряженно ждали. Шарлотта такъ и осталась, не вставая съ колнъ. Вдругъ въ голубиной комнат нжно и внятно прозвучалъ поцлуй.
— О, небо! — прошептала Шарлотта.
Повременивъ, Каліостро снова спросилъ:
— Что ты видишь?
— Духа, онъ въ блой одежд, на ней кровавый крестъ.
— Какое у него лицо, милостивое или гнвное?
— Я не вижу, онъ закрылъ лицо руками.
— Опроси объ имени?
— Онъ молчитъ.
— Спроси еще разъ.
— Онъ продолжаетъ молчать.
— Спроси, какъ слдуетъ.
— Онъ говоритъ… онъ говоритъ, что позабылъ свое имя.
Каліостро поблднлъ и произнесъ дрожащимъ голосомъ:
— Что ты еще видишь?
Молчаніе. И снова нжно и внятно прозвучалъ поцлуй.
— Среди насъ Іуда! — закричалъ на весь залъ графъ, смотря пылающимъ взглядомъ на Анну-Шарлотту.
Та закрыла лицо руками, поднялась среди общаго смятенія, но когда, отведя руки, взглянула на неподвижнаго Каліостро, съ крикомъ: «онъ самъ» упала на полъ какъ бездыханная.
6
Лоренца долго не могла привыкнуть къ петербургскимъ блымъ ночамъ, она занавшивала тремя занавсками небольшія окна ихъ квартиры близъ Лтнлго сада, закрывалась съ головою одяломъ, даже прятала голову подъ подушку, напрасно: болзненная близна, словно тонкій воздухъ или запахъ, проникала черезъ вс препятствія и томила душу, заставляла ныть сердце и кровь останавливаться.
— Ахъ, Александръ, я не могу! — говорила графиня, — мы живемъ слишкомъ близко къ полюсу!
На Каліостро цлодневное свтло не производило такого болзненнаго впечатлнія; наоборотъ, эти ночи нравились ему и удивляли его, какъ и все въ этомъ странномъ город. Ему даже казалось, что призрачный свтъ самое подходящее освщеніе для призрачнаго плоскаго города, гд полныя воды Невы и каналовъ, широкія перспективы улицъ, какъ рки, ровная зелень стриженныхъ садовъ, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотнаго неподвижнаго моря, все заставляетъ бояться, что вотъ пробьютъ часы, птухъ закричитъ, — и все: и городъ, и рка, и блоглазые люди исчезнутъ и обратятся въ ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стекляннаго неба. Все будетъ ровно, свтло и сумрачно, какъ до сотворенія міра, когда еще Духъ не леталъ надъ бездной.
Дни были ясные, холодные и очень втренные, пыль столбами носилась по улицамъ, крутилась около площадей и рынковъ, флаги бились кверху, нкоторые офицеры здили съ муфтами, и сарафаны торговокъ задирались выше головы.
Первые шаги Каліостро въ новомь город были не совсмъ удачны. Свиданье съ майоромъ Гейкингъ, молодымъ кирасиромъ, повело къ обоюдному неудовольствію, почти ссор. Графъ въ первый свой визитъ не засталъ барона Гейкипга, который на слдующее утро почтительно пріхалъ къ Каліостро. Но новый учитель не понравился молодому офицеру. Разстегнутый воротъ домашняго платья, красное толстое лицо, сверкающіе глаза, перстни съ огромными (барону показались фальшивыми) камнями, быстрыя движенія, ломанный, полу-французскій, полу-итальянскій языкъ, напыщенные обороты рчи, властное обращеніе — все заставляло его думать, что онъ видитъ передъ собою зазнавшагося шарлатана. Это
впечатлніе не ускользнуло отъ вниманія Каліостро. Онъ пересталъ бгать по комнат и, круто обернувшись, прокричалъ— Вы сомнваетесь? Но я васъ заставлю трепетать!
Баронъ усмхнулся и замтилъ сквозь зубы:
— Имйте въ виду, что я способенъ дрожать только отъ лихорадки.
Каліостро все больше и больше вскипалъ. Опустивъ одну руку въ карманъ, гд бренчали монеты, и выставивъ другую въ перстняхъ, онъ произнесъ:
— Видите эти брильянты, слышите золото? Это добыто моими знаніями, высокой наукой.
Гейкингъ молча опустилъ глаза, будто стыдясь за своего собесдника. Графъ вн себя заоралъ:
— У васъ есть умершій дядя!
— Есть. Это ни для кого не секретъ.
— Сейчасъ я вызову его тнь, дерзкій мальчикъ.
— Вызывайте, но съ однимъ условіемъ. Я выстрлю въ него изъ пистолета. Для тни это безопасно.