– Что?.. – удивился Таранов-старший. И в это время на дороге появилась ещё одна машина – старый «уазик». Он пропрыгал по колдобинам размытой дороги и затормозил возле ворот. Из неё вышел невысокий, подтянутый кавказец лет сорока с сильной проседью в курчавых волосах. Чёрные, чуть раскосые разбойничьи глаза, мельком обежав всех присутствующих, остановились на Мишке.
– Что ты здесь натворил, Михо? – негромко спросил он. – Почему твой телефон не отвечает? Я два дня без перерыва звоню тебе!
Мишка посмотрел на закрытый дом. На отца. На Соню. Глубоко вздохнул. И, кинувшись к Ибрагимову, молча обхватил его руками. Аслан так же молча обнял его в ответ. А по деревенской дороге, поскальзываясь и теряя шлёпанцы, со всех ног неслась к Красному дому светловолосая молодая женщина.
– Господи! Нашёлся?! Ну, слава богу, я уж вся испсиховалась! Здрасьте, Максим Лексеич… Я, как ваш джип увидела, сразу побежала… Альбина Петровна ведь и ко мне приходила! Миш, да что ж ты, ей-богу, додумался – машину-то угонять! А коли бы в столб влепился? Или в другого кого?.. Ой… Аслан Рустамович! Вы вернулись?!
– Вернулся, Наташа, – сдержанно сказал Ибрагимов, по-прежнему прижимая к себе Мишку и глядя через его плечо на Таранова. – Максим, я тебе говорил. Я сто раз тебе говорил. Говорил или нет, рядовой?!
– Я всё помню, Шайтан, – коротко ответил Таранов, осмотрел собравшееся на его дворе пёстрое общество и молчаливым жестом пригласил всех в дом.
Через полчаса вся компания расположилась на диванах, креслах и на полу в огромном холле. За окном снова собирался дождь, и кружевные занавески слабо трепетали на ветру. На диване у полированного стола сидели Игорь Петрович Полторецкий и Соломон Шампоровский. Компания Полундры, опасаясь перепачкать нарядную обивку кресел, живописно расположилась на полу. На подоконнике, слившись со своим айпадом, восседал Пашка. На кухне гремели посудой Натэла, Соня и Наташа. Мишка сидел рядом с Ибрагимовым и в упор, почти враждебно смотрел на отца. Не было только Альбины: она заперлась наверху, и оттуда время от времени доносились выразительные рыдания. Максим Таранов медленно ходил по комнате.
– Шайтан, почему ты уехал? – наконец спросил он так, словно в комнате, кроме него и Ибрагимова, не было никого. – Я на тебя Мишку оставил, а ты… Хоть позвонить ты мог?!
– Мне было нечего тебе сказать. – Ибрагимов сказал это очень спокойно, но в его речи явственно прорезался акцент. Полундра и Атаманов переглянулись: точно такой же акцент появлялся у Натэлы, если она страшно волновалась.
– Нечего сказать? Ты рехнулся, что ли?
– Не ори. Уехал – значит, надо было.
– Выходит, ТАК мы теперь с тобой разговариваем?
– Выходит, так.
– Вы его не слушайте, Максим Лексеич! – послышался вдруг из столовой обеспокоенный голос, и на пороге появилась Наташа с тарелкой бутербродов. – Он же удавится, а вам не расскажет! Потому что это Альбина Петровна всё! Она и виновата!
– Наташа, замолчи! – резко перебил её Ибрагимов.
– А вот не замолчу! – Поднос грохнулся на стол, бутерброды поскакали по скатерти, а бывшая горничная с вызовом уткнула кулаки в бока. – Вот вы мне запретили хозяину звонить, а я сдуру и послушалась! Подумала – что же я, в самом деле, в семейные дела-то полезу, пусть лучше Миша сам отцу позвонит! А из головы вон, что эта зараза у ребёнка телефон отняла! Дитё по её милости чуть на машине не убилось! Я вам, Максим Лексеич, вот что скажу! Если круглую дуру за себя берёте, так хоть сына на неё не бросайте! Она тут всё лето никому житья не давала, а вперёд всех – Мишеньке! Ежели б не Аслан Рустамыч – вовсе бы пацан пропал! Не она, а он с Миши глаз не спускал! Не она, а он за ним следил! И учил всему, и занимался с ним, и даже книжки они вместе читали! Интересные, между прочим, даже мне давали! А она… А она… Тут у одной бабушки с сердцем плохо стало, а Альбина не позволила её внучку в дом впустить, чтобы «Скорую» вызвать! Нечего, говорит, деревенских приваживать, будут из-за каждого пустяка, как к себе домой, ходить! А Аслан Рустамыч…
– Наташа, перестань! – повысил голос Ибрагимов.
– Да вот не перестану! И вы меня не затыкайте, я вам небось не жена! Я сама, между прочим, чуть с ума не сошла, когда вы уехали… Извелась вся-я-я… – И грозная Наташа внезапно разревелась в голос, прислонившись к дверному косяку. Аслан покраснел, как мальчик. Отвернулся.
Кое-как просморкавшись, Наташа рассказала о том, что в компании Полундры было уже известно. В ту ночь, когда стало плохо атамановской бабушке и Лиза примчалась в Красный дом, разбуженная Альбина распорядилась «никого не пускать». Тогда Ибрагимов, не послушавшись хозяйку, впустил зарёванную Лизу в холл и сам проводил её к телефону. Убедившись, что в местной больнице всего одна машина и та занята на вызове, Аслан вывел из гаража «Хонду», подъехал к дому Антонины Егоровны, помог загрузить старушку и повёз её и Лизу в областную больницу. Вернулся он лишь под утро и был встречен разгневанной хозяйкой.