Чукотскіе разсказы

Какъ-бы то ни было, обстоятельство это осталось безъ дальнѣйшаго разъясненія, ибо интересная гостья вдругъ объявила, что дыханіе ея слабѣетъ, и, постучавъ на прощаніе въ бубенъ, удалилась изъ полога, конечно, торопясь возвратиться въ свое покинутое жилище.

Тылювія послѣ этого еще довольно долго продолжала распѣвать свои напѣвы и вызывать духовъ, но они не представляли особеннаго интереса. Ятиргинъ, наконецъ, заснулъ. Айганватъ не спалъ по необходимости и время отъ времени усталымъ голосомъ выкрикивалъ формулы отвѣтовъ. Я тоже чувствовалъ непреодолимое влеченіе ко сну, но никакъ не могъ собраться съ духомъ для того, чтобы попросить Тылювію отложить въ сторону бубенъ. Наконецъ, она, повидимому, поняла, что пора прекратить. Вызвавъ изъ бубна цѣлую серію трескучихъ залповъ и пропѣвъ подрядъ около десятка очень длинныхъ и сложныхъ напѣвовъ, она остановилась и сказала: — Уже разсвѣтаетъ, а вставать надо рано… Можетъ быть, вы хотите спать!..

Мы съ Айганватомъ въ качествѣ гостей воздержались отъ прямого отвѣта, только Ятиргинъ громкимъ храпомъ выражалъ свое мнѣніе по этому поводу.

— Завтра будетъ служеніе; еще много будемъ шаманить! — сказала Тылювія. Но если тотъ хочетъ, — прибавила она послѣ короткой паузы, очевидно, имѣя въ виду меня, — то я готова еще шаманить, пока не настанетъ большой свѣтъ!..

Устрашенный этой перспективой, я выразилъ, наконецъ, что я совершенно удовлетворенъ. Лампу опять зажгли. Ятиргинъ проснулся и смущенно протиралъ глаза. Но Тылювія, повидимому, не хотѣла спать и не имѣла усталаго вида. Трагическое выраженіе ея окаменѣлаго лица смягчилось гордымъ сознаніемъ шаманской силы и самодовольствомъ успѣха. Она уже не выказывала прежняго смущенія и, встрѣтивъ мой взглядъ, даже улыбнулась, раздвинувъ огромный ротъ, вооруженный двумя рядами крупныхъ бѣлыхъ зубовъ.

— Ты не устала… Диво!.. — сказалъ я. — Мы слушать устали, а тебѣ ничего!..

— Я отчего устану? — возразила шаманка. — Я мало пѣла, все больше духи… А бубномъ я когда-то отъ болѣзни излечилась…

Черезъ пять минутъ мы всѣ спали крѣпкимъ сномъ, совершенно позабывъ о духахъ.

* * *

На другой день дѣйствительно состоялось торжественное служеніе богамъ, которое ознаменовалось многими любопытными эпизодами, но описаніе ихъ увлекло-бы меня слишкомъ далеко изъ предѣловъ настоящаго очерка. Относительно дальнѣйшей судьбы различныхъ людей, присутствовавшихъ на бѣгу, скажу только о Толинѣ. Онъ не избѣжалъ таки вліянія злыхъ чаръ, тайно творимыхъ его врагами, и черезъ мѣсяцъ послѣ, нашей послѣдней встрѣчи скоропостижно умеръ на большомъ бѣгу во время ярмарки, возвращаясь отъ межи съ только что взятымъ призомъ въ рукахъ. Общественное мнѣніе обвинило въ его смерти Коколи-Ятиргина, выступившаго его соперникомъ и на этотъ разъ.

Для того, чтобы устраниться отъ мести раздраженныхъ родственниковъ Толина, Коколи-Ятиргинъ, въ ближайшую ночь послѣ рокового бѣга, бѣжалъ съ ярмарки, покинувъ большую часть своего имущества, и, пріѣхавъ на свое стойбище на р. Россомашьей, немедленно укочевалъ съ семьей и стадомъ на востокъ къ самому мысу Пээкъ. Впрочемъ, были примѣры, что оружіе мстителя настигало убійцу даже на болѣе далекомъ разстояніи.

У Григорьихи

(Изъ записной книжки).

Была уже поздняя ночь, когда наши утомленныя собаки добрались, наконецъ, до стойбища Аканги. Въ этотъ короткій январскій день, несмотря на пятидесяти-градусный морозъ, мы совершили переѣздъ въ сто верстъ и три раза перебирались съ одной горной рѣчки на другую, по крутымъ переваламъ, уходившимъ далеко за предѣлы растительности.

На каждомъ подъемѣ намъ приходилось спѣшиваться и вмѣстѣ съ собаками тащить вверхъ грузныя нарты, обливаясь потомъ въ своей тройной мѣховой одеждѣ. На спускахъ было еще хуже. Собаки, по своему обыкновенію, приходили въ чрезвычайное возбужденіе и метались, какъ угорѣлыя. Чтобы удержать ихъ, нужно было изо всей силы съ обѣихъ сторонъ тормозить нарту тормозными палками, которыя прыгали и хлопали на каждой неровности почвы, передавая очень чувствительные толчки державшимъ ихъ рукамъ. На одномъ крутомъ поворотѣ приколъ, задѣвъ объ корень дерева, торчавшій поперекъ дороги, ударилъ моего спутника въ шею съ такой силой, что онъ выпустилъ изъ рукъ дугу нарты и отлетѣлъ въ сторону, а я изорвалъ жесткія камусныя рукавицы и ободралъ въ кровь обѣ руки, пока мнѣ удалось остановить мою бѣшенную свору. На другомъ спускѣ задняя нарта съ разгона попала на дерево, сломала баранъ и сильно ушибла собаку, запряженную въ корню. Намъ слѣдовало, впрочемъ, благодарить Бога, что на всѣхъ этихъ подъемахъ, спускахъ и поворотахъ дѣло обошлось для насъ безъ болѣе серьезныхъ ущербовъ.