Чумные ночи

С началом эпидемии у дверей многих государственных учреждений, по примеру отелей «Сплендид палас» и «Левант», появились слуги, распрыскивающие в воздух раствор карболовой кислоты, лизола или еще чего-нибудь бактерицидного. Эти первые, незамысловатые меры (сегодня мы знаем, что никакой сколько-нибудь существенной пользы они не приносят), с одной стороны, напоминали населению о необходимости быть острожными и соблюдать чистоту, а с другой – создавали у людей иллюзию, будто эпидемия не так уж страшна, если от нее можно уберечься с помощью химикатов, которыми прыскают из пульверизаторов, как духами. «Не бойтесь, ничего с нами не случится!» – говорили друг другу мингерцы.

В Арказе эпидемия диареи начиналась каждое лето, особенно сильно ударяя по кварталам Герме и Чите и по трущобам рядом с портом, и народ уже привык видеть, как по улицам медленно идет пожилой пожарный, поливая нечистоты, комариные лужи и выгребные ямы темно-зеленой жидкостью. Дети не боялись этого добродушного борца с поносом и бродили вслед за ним с улицы на улицу. Местные жители и торговцы открывали перед ним двери, которые он просил открыть, показывали уголки и ямы, которые он просил показать, и все добросовестно содействовали дезинфекции.

Но теперь от пожарных-дезинфекторов старались держаться подальше. Что было причиной внушаемого ими страха: черные ли маски, закрывавшие все лицо, или блеск их непромокаемых плащей на закатном солнце, или то, что они всюду ходили группами не менее пяти человек? Мальчишки не перешучивались с фигурами в масках, а в ужасе бежали от них, словно от злобных великанов, разносящих по городу чуму, брызгающих заразой на краны общественных источников и дверные ручки. У зеленщиков, мясников, продавцов еды и напитков, владельцев закусочных и в мыслях не было им содействовать – думали они лишь о том, как бы уберечь свои лавки и спасти товары.

Но удавалось это не всем. Один зеленщик на рынке воображал, будто ему поможет, если он станет клясться, осеняя себя крестным знамением, что огурцы и салат латук в его лавке выращены на собственном огороде. (Позже он призна́ется под пыткой, что связан с греческими националистами.) Увидев, как двое пожарных в черных плащах заливают его прилавок раствором карболовой кислоты, зеленщик чуть не задохнулся от ярости. Кости-эфенди, добродушный владелец лучшей в Арказе, обожаемой детьми шербетной лавки, тоже думал, что достаточно продемонстрировать свою добросовестность и все будет хорошо. Когда в его знаменитое заведение вошли врачи и люди в черных масках, Кости-эфенди у них на глазах разлил по стаканам розовый, апельсиновый, померанцевый и вишневый шербет и выпил их один за другим, желая показать, что заразы в его напитках нет. Но карантинные служащие и пожарные, не теряя времени, вылили весь шербет из графинов на полках и на совесть обработали всю лавку карболовой кислотой. Потом пришла другая команда, осыпала лавку известью, заколотила и запечатала дверь – и на торговлю шербетом был наложен запрет до конца эпидемии. «Да подавитесь вы! – в сердцах сказал Кости-эфенди. – Но на что нам теперь жить, как на хлеб-то зарабатывать?»

Губернатор, который пристально следил за развитием событий (подобно Абдул-Хамиду, управляющему из дворца Йылдыз всей империей), узнав об этих словах продавца шербета, отправил в Стамбул еще одну телеграмму с просьбой о помощи. Поскольку во всех его депешах говорилось одно и то же, в одном стиле и одинаковых выражениях, секретарь, шифрующий губернаторские послания, порой не заглядывал в ключ, писал цифры по памяти. Наиболее часто в адресуемых Стамбулу призывах встречались слова «дезинфицирующий раствор», «палатка», «денежные средства», «врачи» и «добровольцы».

Дамат Нури по опыту эпидемий в других городах знал, что пожарные (как, скажем, в старину их коллеги в Стамбуле) могут быть и учтиво-добродушными, и грубыми до жестокости. Некоторые из них разбрызгивали дезинфицирующую жидкость аккуратно и понемногу, будто поливают цветы; иные даже входили в лавку со смущенным видом, будто готовы были попросить прощения у хозяина. И если тот слезно молил: «Сюда не лейте, ради всего святого!», порой сердце даже самого опытного пожарного смягчалось. Но бывало и наоборот. Однажды, стоя у входа на Старый рынок, доктор Нури наблюдал издалека перебранку между лавочником и карантинными служащими. Рассвирепев, представитель городских властей схватил свой шланг и начал поливать дезинфицирующей жидкостью не только потроха, розовато-желтую кожу и ножки разделанных кур и перепелок, не только залитые кровью разделочные доски, но также самого лавочника и его подмастерье; вид у дезинфектора был такой, будто он расстреливает их из винтовки. Доктор Нури, много раз прекращавший препирательства между османскими солдатами и арабами, лавочниками и торговцами верблюдами в городах Аравии, знал, что подобного рода стычки необходимо пресекать в зародыше, иначе обеспечить соблюдение карантинных мер и спасти остров не удастся.