Поэтому губернатор и доктор Нури потребовали от колагасы Камиля, чтобы тот ускорил формирование отряда – даже, может быть, своего рода маленькой армии, которая занималась бы исключительно обеспечением карантина. За три дня, прошедшие с момента назначения его командиром карантинных сил, колагасы, несмотря на серьезные трудности, проделал работу, которая по-хорошему должна была бы занять две недели, и поставил под ружье четырнадцать «солдат». Тогда же было принято решение разместить штаб карантинной армии в бараке неподалеку от гарнизонной пекарни, и одно из помещений этого барака (служившее амбаром) в то же утро начали освобождать. Самая большая комната в маленьком здании мингерского призывного пункта на набережной тоже была временно передана в распоряжение Карантинного отряда. Там планировалось поставить стол для колагасы и вести запись добровольцев. Начальник карантинной службы доктор Никос сказал, что это старинное здание венецианской постройки очень нравится мингерцам и что многие жители острова, и греки и мусульмане, поспешат записаться добровольцами во временную армию, особенно если им будут платить жалованье и отпускать их на ночь домой.
«Поскольку штаб Карантинного отряда является частью гарнизона, то все его солдаты, в соответствии с традициями Османской империи, должны быть представителями мусульманского населения острова, – отрезал губернатор. – Его величество султан провел все реформы, обещанные великим державам, в первую очередь Англии и Франции, и, следуя примеру своего дяди и деда, приложил столько добросовестных усилий для того, чтобы уничтожить всякое неравенство между мусульманами и христианами, что на землях его империи, в том числе и на острове Мингер, христиане обогнали мусульман в области просвещения, ремесел и торговли и весьма разбогатели. Одну только уступку не сделал наш султан великим державам: не допустил христиан в армию, даже рядовыми. И теперь, когда мы с вами ломаем голову над тем, как нам заставить народ соблюдать карантинные меры, давайте не будем попусту препираться, как с этими консулами».
Глава 22
Поскольку главный редактор одной из двух греческих газет Мингера, «Адекатос Аркади», находился в тюрьме, губернатор вызвал к себе главного редактора «Нео Ниси» Манолиса и подробно объяснил ему, как следует написать о дезинфекции текке. Угощая кофе с сушеными сливами и грецкими орехами этого молодого, еще не растерявшего идеализма журналиста, которого уже однажды сажал в тюрьму (тираж его газеты несколько раз изымался), Сами-паша без всякой нужды соврал ему, что «из Стамбула прислали новую машину для паровой дезинфекции», – как будто сейчас на острове разразилась эпидемия холеры. Когда пришло время проводить гостя, уже у дверей, губернатор напомнил, что на Мингере сложилась чрезвычайная ситуация, что Стамбул и весь мир чутко прислушиваются ко всему происходящему сейчас на острове, что долг прессы в это непростое время оказывать поддержку властям, и, улыбаясь, пригрозил, что если главный редактор опубликует в своей газете такое, чего публиковать не нужно, то тем самым накличет на себя беду.
На следующий день секретарь принес в резиденцию свежеотпечатанный номер «Нео Ниси», переводчик скрупулезно перевел статью о происшествии в текке и зачитал ее губернатору вслух.
Все, о чем Сами-паша просил не писать, в статье было написано, причем без всяких обиняков и со смакованием подробностей. Всему острову сообщалось о том, что пожарные и дервиши схватились врукопашную и били друг друга дубинками, что священная сокровищница текке, шерстяная кладовая, осквернена и теперь отвратительно воняет. Губернатор знал, что слухи, которые породит эта статья, будут распространяться прежде всего среди мусульман. Торгующие намоленными бумажками шарлатаны-ходжи, верящие им крестьяне, озлобленные молодые беженцы с Крита, да и вообще все приверженцы ислама, даже самые «просвещенные», теперь ополчатся на карантин и на него, губернатора.
Автор статьи Манолис уже успел доставить губернатору немало головной боли. Года три-четыре назад этот смелый газетчик взялся писать о недостатках городского благоустройства и о грязи на улицах, попутно намекая на взяточничество, лень и невежество чиновников и тем самым пытаясь опорочить губернатора и все османское государство. Сами-паша был в гневе, но не хотел, чтобы его сочли нетерпимым к критике. Потому он сдержался и стал действовать через посредников: попросил поменять подход, угрожая в противном случае закрыть газету. Журналист немного притих.
Но потом вышла напомнившая про инцидент с паломничьей баржей статья, положившая начало «спланированной и систематической» серии публикаций, выставляющих в невыгодном свете губернатора и работников карантинной службы. Сами-паша нашел предлог отправить Манолиса за решетку, однако английский и французский консулы принялись давить на губернатора, потом прибыло несколько телеграмм из Стамбула, и газетчика пришлось выпустить.