Чумовая попаданка в невесту

Губы прижались к моим в отчаянном порыве. Руки обняли плечи, стиснули. Возбуждение захлестнуло так, что мне чуть не сорвало крышу. Никогда в жизни, никогда-никогда я не чувствовала таких эмоций. И наконец поняла, что означает сочетание слов «раствориться в нём». Я растворялась всем своим телом, всеми ощущениями в парне напротив, который даже не ласкал и не соблазнял меня, а просто прижимался губами к моим губам…

Святые персидские котята! Неужели он девственник? Что за поцелуи семилетки? Мы с Ваней Девяткиным в шестом классе проявили больше страсти, чем этот взрослый мужик! Или он думает, что нельзя меня пугать? Тьфу ты!

Я позволила языку скользнуть по его губам, ощутив их солёную свежесть, утолив жажду и даже голод, когда куснула слегка, не удержавшись. И ясно услышала стон, не боли, но желания…

— Янушка, не надо…

Пофиг, пляшем! Моя ладонь наконец добралась до давно вожделенного выреза в рубахе, коснулась кожи, скользнула внутрь. Мать моя женщина! Гладкая, как у младенца попка, горячая, как кружка заваренного кофе, пахнет мужчиной, потом, терпким ароматом самца! Крыша, издав вопль счастья, резво поехала в неопределённо направлении, а я просто прижалась теснее к Стояну, вовсю пользуясь возможностью потискать и погладить его офигительные мышцы.

Снег, ледяная река, оранжевый рассвет, мужчина, обнимающий меня с робостью подростка, вкус его губ… Крохотный островок простого женского счастья во враждебном мире дикой и древней Руси. И я, влюблённая, талая, поглупевшая, но спокойная Янка, невеста на смотринах. Чужая невеста.

Глава 16. Живёт моя отрада в высоком терему…

— Боярышня-а-а!

Эхо подхватило надоевшее мне слово, понесло над рекой, множа и повторяя, а потом растворилось в лесу. От неожиданности я даже отпрянула от Стояна и с досадой плюнула. Вечно эта девчонка в самый неподходящий момент! Какого буя её принесло сюда? Следить она за мной не могла, иначе призвала бы к порядку гораздо раньше…

— Тебя ищут, — сообщил мне Стоян, облизывая губы. Спасибо, солнышко, а то я тут сижу гадаю — какую боярышню могут звать от городской стены…

— Я не хочу уходить.

— Так надо, Янушка.

От моего имени, прозвучавшего так ласково из его уст, я сразу растаяла, растеклась лужицей, но Стоян, быстро поцеловав меня в щёку, подтолкнул в снежную пелену:

— Увидимся ещё, красивая моя.

Запахнув плащ и накинув на голову капюшон, я чуть ли не ощупью пробралась к двери в стене и обнаружила там заплаканную, красную, простоволосую Прошку. Увидев меня, она кинулась ко мне, едва в ноги не упала и заголосила:

— Господь милосердный! Жива! Уж не чаяла и увидеть тебя! Думала, поново пропала, ушла, померла!

— Тьфу на тебя, какие ужасы говоришь! — разозлившись на сороку, я подхватила её под локоть и потащила к амбару: — Ты чего? Совсем с ума сошла? Погулять нельзя выйти?

— Голубонька! Глафира-то исчезла, как утренний туман, нет её! Сестрица ейная в истерике, служанки с ног сбились, кличут, плачут… Я глянь туда-сюда, а и тебя нет! Бросилась в стряпошную, в отхожую, весь терем обежала, нет моей голубоньки, моей боярышни…

— Глафира пропала? — прервала я тараторившую Прошку, и та закивала так усердно, что голова чуть не отвалилась от шеи:

— Как монета в кармане нищего! Вчерась ко сну отошла, с молитвой, со служанками, утрась только шуба и осталась на месте. В платье б не ушла далеко, обувка вся в горнице! Демоны унесли, не иначе!

— Демоны, ага, конечно, — пробурчала я, стряхивая снег с плаща перед крыльцом. — Служанок надо допросить, одна из них точно в курсе, с кем сбежала Глафира.

— Сбежала? Как это? Куда?

— Святой Макаронный Монстр, Параскева!

Я остановилась на узкой и тёмной лестнице, обернулась на девчонку:

— Ты что, серьёзно? С любовником сбежала ваша Глафира. Замуж за княжича ей не попасть, вот и выбрала сама себе жениха. Если честно, молодец.

Прошка выглядела растерянной. В голове у девчонки не укладывается. А у меня вполне себе. Ну а что? Могу себе представить, каково это — соревноваться с собственной сестрой. А может, уже давно был у Глафиры парень, да только приказали переться в Белокаменную на смотрины, ослушаться не могла… А тут не вынесла душа поэта. Вот и сбежала. Да так, что искать не будут. Вон, как Прошка, подумают, что демоны унесли, и дело с концом.

— Господь с ней, с Глафирой, — наконец ответила девчонка. — Ты-то где была, боярышня? Я же с ног сбилась…

— На берегу! — отрезала я. — Дышала свежим воздухом и смотрела, как падает снег. Всё.

Нет, правда? Может, и про Стояна тебе рассказать? Про поцелуй, про тренировки с мечом? Фиг с два. Это моя тайна. Только моя. Послушник не скажет, он обещал, и я отчего-то ему верю. Однако по пристальному взгляду Прошки я поняла, что больше такие штучки не пройдут. Эта малявка способна на всё, даже привязать себя ко мне на ночь. Ладно. Как-нибудь выкручусь, не впервой.

— Поспешим, что ли, боярышня, — со вздохом сказала Прошка. — Тама уже сундуки выносят, ежели не поторопимся, последними в княжеские палаты прибудем, дадут нам самую плохонькую горничку…