Чушь собачья, или Мир на поводке

Это лето не даст нам поблажек. Если июнь не сильно жарит, то в июле асфальт будет пытаться превратить нас в яичницу. Это понимал и Вова, поэтому он предложил поменять форму всех, кто работал на МКАДе, и ввести им маечки в сетку. Как носили в конце 90-х. Не для того, чтобы они были секси, а чтобы их не зажарило.

Уезжая от них в пятом часу, я подумал – а что, если бы я работал на дороге? Укладывал асфальт. Чинил бы фонари. Сто процентов, через пару ночей меня бы уложил асфальтоукладчик и никто бы даже не заметил моего исчезновения.

Но я бы не умер. Я каждый раз сдавленно бы всхлипывал, когда по мне проезжала фура или что потяжелее. Например, эскорт нашего президента и вся его охрана. И вечность бы провел в виде асфальта, и стал чувствовать весь МКАД как живое.

Но мне повезло, я никогда не любил ручной труд и потных мужчин, а чтобы работать в бригаде, нужно как минимум к этому ровно относиться.

И любить работать ночью. Потому что МКАД без машин завораживает, как завораживает пустой проспект, на котором только одна юбка, и та – беззащитная.

Лето кончилось

В августе красота помогала не видеть грязь, которой наполнились улицы, – живая красота смуглых ножек, спрятанных за очками прекрасных глаз, бюстов всех размеров и фасонов, и каждая девушка в отдельности вступала в казалось бы бесконечный поток красоты, который начинал иссякать к октябрю. Девушек не становилось меньше. Они прятали себя в одежды, и вместо красоты человеческого тела приходила красота осеннего настроения.

Всматриваешься в зеркала витрин и супермаркетов. Хотя иногда это бывает полезным. Например, когда стыдно повернуть голову по направлению к очередной женщине. Она же идет в очках. Черных. И ты не знаешь, смотрит ли она на тебя.

Когда мысль прибраться начинает из головы медленно перетекать в руки русского человека, то на улицах уже где-то ноябрь. Осень напоминает о себе не только балетом листьев и пасмурной романтикой, но и холодом, от которого еще не скрыться в тесных квартирах без отопления. Падает первый снег. Мы заворожены красотой снежинок, они растают через пару часов, дай бог – через пару дней, но память о них такая же свежая, как о родинке на пояснице у той самой барышни, которая с невообразимо большой грудью прошла по Старому Арбату в тот самый день, когда солнце было чуть ярче обычного и ты мерзко пах пивом, купленным на последние деньги, – мерзко потому, что вылил все пиво по глупости на себя, не успев даже попробовать.

Красота защищает русского от делания. От труда. От того, чтобы убирать за собой глупости и мерзости. Красота летнего тела плавно перетекает в красоту русской зимы, плавно – потому что мы не успеваем за осень задуматься о том, что вокруг помойка уже пару веков и дороги чинить надо, да и зачем об этом думать – когда крепкий зад любимой покоится в твердой руке, и вы с благоговением забываете об остальных девушках и наслаждаетесь снегом.

Красота – как покров, в нашей стране больше не нефти, а красоты, и мы ценим ее не больше, чем снег, который – только проблема и ресурс для будущего гололеда, да главный враг бомжей, голубей, матерей с их вечно простужающимися детьми, но красота только в первые дни – и новый год. А Новый год без снега – вообще не праздник, и только самые отважные в коротких платьях и с бенгальскими огнями в руках могут спасти от уныния.

Я не упомянул весну. Потому что весна всем покажет. Всплывает все, что было неубрано. Всплывает все, что оставлено моими братьями-собаками. Не по разуму, но по физиологии. Всплывают все недостатки и в общем потоке сливаются в канализацию. И мы, наблюдая, опять шокированы. И шок так и не переходит в решительное действие, потому что самые отважные уже в плюс тринадцать надели первые юбки и отвлекли ослепляющей красотой, которая затмевает всю грязь, что у нас под ногами, и заставляет нас смотреть все выше и выше… Пока мы не уткнемся в ее взгляд и опять в смущении отвернемся, так и не решившись подойти и познакомиться, оставляя ее индивидуальность в бесконечном потоке и так и не осознавая его важность для нашей русской лени.