Чужая кровь

— Господи!.. — вырвалось у Земфиры.

И они с Грушей повели Кармелиту наверх. А Рубина задержалась, чтобы выяснить у Максима подробности.

— …Она не в себе, Рубина, — закончил он свой рассказ, тяжело вздыхая и собираясь уходить.

Но тут возле дома раздался цокот копыт. Баро спрыгнул с лошади, кинул поводья Сашке и зашел в дом.

— Нет ее нигде… — и осекся, столкнувшись лицом к лицу с Максимом. — Что ты здесь делаешь?

— Дочку вашу привел.

— Откуда?

— Она приходила ко мне в гостиницу.

— Как она?

— Цела и невредима, если вы это имеете в виду. А вот рассудок…

— Где она сейчас?

— Ее наверх увели.

Баро на секунду отвернулся, чтобы скрыть боль, исказившую его лицо, боль за родную дочь.

— Зачем она к тебе приходила?

— Не знаю, я так и не понял, о чем она говорила. Повисла неловкая пауза.

— Максим, ты можешь уделить мне несколько минут?

— Да, конечно.

— Пойдем ко мне в кабинет, поговорим.

Баро провел Максима в кабинет и усадил в кресло.

— Спасибо, Максим, за то, что привел мою дочь. Говоришь, ты не мог ее понять?

— Я знал, что Кармелита больна, но не думал, что так серьезно.

— Все гораздо серьезнее, чем тебе кажется.

— А врачи? Нужно обратиться к специалистам… Баро внимательно посмотрел на Максима.

— Однажды, перед появлением Кармелиты на свет, я уже обратился к врачам. В результате я потерял свою жену, мать Кармелиты.

* * *

Кармелиту с трудом удалось уложить в постель.

— Ложись, отдохни, надо поспать, отдохнуть, — приговаривала Рубина.

— Да-да, я лягу, я отдохну — скоро уже… Потому что я видела свой гроб… Вот скоро лягу в гроб, там и отдохну. В нем ведь тепло, понимаете?

Земфира и Груша с ужасом смотрели на Кармелиту, а старая Рубина нашла в себе силы ответить:

— Кармелита, нельзя призывать смерть. Нельзя! А если что увидела плохое, то никому об этом не надо говорить и забыть поскорее, чтобы не исполнилось. Поняла?

— Ага, как ты скажешь, бабушка, так я и сделаю… Скажешь молча умереть, молчать буду..

— Кармелита, зачем ты рвешь мое сердце? Засыпай, внученька…

Кармелита послушно закрыла глаза.

— Усни, — продолжала Рубина. — И все плохое забудется…

— Только, пожалуйста, занавесьте шторы, — попросила больная. — А то слишком много света, а мне нужен дождь…

* * *

— Я вырастил Кармелиту без матери, — продолжал свой тяжелый рассказ Баро. — Моя дочь — это самое дорогое, что есть у меня в жизни… А тут появляешься ты.

— Господин Зарецкий, но неужели вы не могли себе представить, что в жизни вашей дочери рано или поздно появится молодой человек?

— Мог. Но я даже не думал, что им может оказаться гаджо… И, потом, когда я узнал тебя, я думал, что все случившееся на кладбище — это твоих рук дело. Как я мог тебе доверять?

— Но сейчас-то вы уже знаете, что я не виноват.

— Знаю. И поэтому, как бы мне ни было это трудно, я должен признать, что ошибался.

Максим внимательно смотрел в глаза отцу своей возлюбленной. Баро продолжал:

— Пойми меня, Максим, я стараюсь относиться к тебе без предубеждения, но это стоит мне больших усилий.

— Я все понимаю.

— И я обещаю тебе, что мы вернемся к этому разговору, как только Кармелита выздоровеет.

— Главное, чтоб это поскорее произошло… Баро кивнул.

— И еще раз спасибо тебе за то, что привел Кармелиту домой.

— Скажите, а я смогу приходить, чтобы…

— Приходи. Я не могу запретить тебе переживать за мою дочь.

— Спасибо.

— Я рад, Максим, что на этот раз мы расстаемся с тобой не врагами.

И два человека, одинаково сильно любящих Кармелиту, пожали на прощание руки.

* * *

Наконец, Астаховы попрощались со Светой, Антон пошел провожать невесту, а Астахов-старший вернулся в гостиную и нежно взял жену за руку.

— Обаятельная девушка, а, Тамара? По-моему, нашему оболтусу очень повезло.

Зашла Олеся и спросила, может ли она уже убирать со стола.

— Успеешь, иди на кухню! Понадобишься — позову! — неожиданно зло ответила Тамара.

Олеся, как ошпаренная, выскочила из гостиной. Астахов же недоуменно посмотрел на супругу.

— Тебе не кажется, Тамара, что это переходит все границы. Почему ты с ней так разговариваешь?

— А ты опять ее защищаешь?

— Но ты ее просто оскорбила.

— Извини, дорогой, но другого отношения она не заслуживает. Я не могу иначе разговаривать с уголовницей.

— С кем?

— С уголовницей! Олеся пришла к нам в дом из тюрьмы. — И Тамара рассказала мужу то немногое, что узнала об Олесе, не преминув добавить кое-что от себя. Нервничая, закурила.

— Тамара, ты точно знаешь, что она сидела в тюрьме?

Тамара подтвердила.

— А за что?

— За воровство. Я как чувствовала — я с самого начала ей не доверяла!

— Кого же она обворовала?

— Фирму, в которой работала.

— Но если она на свободе, значит, ее оправдали. Может быть, она и невиновна.

— Коля, я не устаю тебе удивляться. Даже когда выясняется, что человек обворовал целую фирму, ты готов его оправдать! Гнать ее надо — и все дела.

— Ну надо хотя бы поговорить с ней.

— Поговори, поговори. А мне с ней говорить не о чем! — Тамара с негодованием вышла из гостиной.

* * *

Уже не первый день встречались Палыч с Васькой в Маргошином кафе.