— Послушайте, Леонид, то, что вы сейчас говорите, мне просто страшно слушать. Или странно?.. Даже не знаю, как это определить. Уж я-то прекрасно знаю, что можно, а чего нельзя беременной женщине, я же много лет проработала акушеркой…
— Вот именно… И раз вы профессионал, то извольте профессионально позаботиться о том, чтобы беременность моей дочери проходила нормально и чтобы она родила здорового ребенка!
— Леонид Вячеславович, вы знаете, а это не только ко мне, это еще и к Богу.
— А я на вас молиться буду, Тамара Александровна. До самых родов, честное слово.
— Ну тогда и я даю вам честное слово: я постараюсь, очень постараюсь!
— Старайтесь. Право слово, старайтесь. А то пока у вас это как-то странновато получается! Вы приходите, а сразу после вашего ухода у моей дочери случается кризис с угрозой выкидыша!
— Что вы все вокруг да около ходите. Вы на что-то намекаете?!
— Боже упаси! Я не намекаю… Все намного хуже. Я предупреждаю: если с моей дочерью что-нибудь случится, я крепко, очень крепко призадумаюсь о вашей роли в этой "случайности"!
Тут уж и Игорь не выдержал, решил, что пора сказать свое веское слово:
— Послушайте, да как вы смеете?!
Леонид Вячеславович сначала даже головы не повернул в сторону выступающего, но потом вдруг переменил решение:
— А если выяснится, что и ты в этом замешан, глиста покрышечная, обещаю: я сотру в порошок вас обоих! И из полученной смеси сделаю приправу для шашлыка.
Уже у входа Форс презрительно посмотрел на парочку:
— Бывайте! Всего вам хорошего. Надеюсь, вы все поняли? Оба?
Из состояния тоскливого оцепенения Палыч уже вышел. Но вот к нормальной жизни еще не вернулся. Поэтому Максим использовал любую возможность, чтобы зайти к старому приятелю, отвлечь его от темных мыслей.
Вот и на этот раз прибежал, одетый с иголочки: строгий костюм, рубашка в тон и с галстуком в руках.
— Палыч, здорово!
Старик молча кивнул головой.
— Выручай, дружище!
— Что случилось?
Такое дело, ежели кого выручить нужно, Палыч никогда ни в каком состоянии не отмолчится, не откажет в помощи.
— Галстук. Ерунда такая — сегодня что-то совсем мне не поддается.
И Палыч начал завязывать другу галстук. Да так увлекся этим делом, что через минуту печать безнадеги сошла с его лица.
— Ах ты, елки! Слушай, я ж тоже тысячу лет не пробовал… А ну-ка, а если так попробовать? А так? Черт, куда же дальше его совать…
И только тут Палыч оценил в полной мере наряд Максима.
— Э-э-э, брат, а я-то сразу и не приметил. Ты сегодня выглядишь просто как британский лорд. Куда это так вырядился?
— К Баро…
Палыч остолбенел и через силу спросил:
— Неужто предложение решил сделать?
— Решил, — сказал Максим так, будто речь шла о чем-то привычном — ну, ходит человек, ежедневно предложения разные делает.
— Вот это правильно! — оживился Палыч.
И вдруг что-то свое вспомнил, расчувствовался и отвернулся, чтобы не выказать своих слез.
— Палыч… — сказал Максим одновременно и строго, и по-доброму.
— Ничего, ничего. Все нормально, это нервы… Не обращай на меня внимания! Думай о себе, о Кармелите! То, что не сложилось у нас, у стариков, должно произойти у вас! Будь счастлив, парень!
— Буду! Обязательно буду…
Максим ушел. А Палыч вдруг почувствовал: в нем что-то изменилось. Боль из сердца хоть и не ушла насовсем, но стала меньше. И главное — рассеялся какой-то черный туман в голове.
И слова "жить-то надо", которые он слышал от окружающих, но принять никак не мог, стали вдруг его словами.
Действительно, жить надо, как бы иногда это ни было тяжело.
Давно Антон не пил, но на этот раз удар судьбы был очень уж силен. И руки сами собой потянулись за недопитой и полузабытой бутылочкой виски.
После нескольких рюмок жизнь, конечно, стала лучше, однако не намного.
Из памяти все не выветривалось мерзкое, злобное лицо отца и ехидная мордашка этой провокаторши Олеси. От бессильной злости Антон грохнул рюмкой об пол.
— Какая же ты гадина, Олеська… И ты папаша. Достал другую рюмку, налил, выпил.
— Ну ничего, мы еще повоюем.
Налил еще. Полюбовался виски на просвет. И сам себе провозгласил:
— За закладную! — издал он губами пшикающий звук. — Правда, она пока у Форса, но мы ее получим…
Антон снова посмотрел на напиток, поднял рюмку, как для тоста:
— За успех… в нашем безнадежном деле.
В комнату вошла Тамара. Эх, жаль, бутылку допить не успел, сейчас мамаша нудить начнет.
— Мам…
Тамара посмотрела на него с изумлением. Отвыкла. Таков закон жизни, к хорошему быстро привыкаешь, а от плохого быстро отвыкаешь.
— Ты напился? Она села рядом. — Ма…
— Ты хоть что-нибудь соображаешь? Слово подлиннее произнести можешь?
Ничего не сказал сынок. Мать принялась его трясти, потом сильно потерла ладонями уши:
— Антон! Антон, ты понимаешь, что нам грозит опасность? Форс догадывается о том, что я отравила его дочь! Ты меня слышишь?!
И ее ребенок наконец заговорил:
— Мама, успокойся! Я тебя больше ни о чем не попрошу! Потому, что все бессмысленно…
— Антоша! Антоша, почему ты начал пить? Ты же бросил!
— Бросил! Подбросил! Перебросил! Недобросил. Теперь уже можно… Теперь уже все можно.
— Что-то случилось?