Чужестранка

В отсутствии наглядного материала они снова обратили взоры к Дугалу. Большинство замечаний остались мне непонятными, однако нетрудно было догадаться, что они носят антианглийский характер. Я разрывалась между желанием пойти за Джейми и не менее сильным желанием оставаться там, где сидела, не привлекая внимания. Вряд ли Джейми нуждался в обществе после такого, подумалось мне, и я забилась глубже в свой угол, опустила голову и принялась рассматривать свое смутное отражение на дне кружки.

Бряцанье металла вынудило меня поднять голову. Один из мужчин, здоровяк-фермер в кожаных штанах, бросил на стол перед Дугалом несколько монет и произнес нечто вроде краткой речи. Потом он отступил и, деловито засунув большие пальцы за пояс, казалось, ждал чего-то от остальных. После некоторого замешательства парочка наиболее решительных последовала его примеру, за ними и другие полезли в кошельки и спорраны за деньгами. Дугал сердечно всех благодарил и знаком показал хозяину таверны, чтобы он подал каждому еще по кружке эля. Я заметила, что Нед Гоуэн складывает эти средства совсем не в тот мешок, куда шла арендная плата для казны Колума, и поняла, зачем Дугал все это затеял.

Восстания, как и любые другие предприятия, требуют финансовых вложений. Чтобы содержать и кормить армию, нужно золото, необходимо оно и для жизни руководителей. Насколько я помнила историю провалившегося восстания под началом Красавчика принца Чарли, младшего претендента на трон, основные средства он получал из Франции, но часть приходила из дырявых карманов его будущих подданных. Значит, Колум или Дугал – или они оба – были якобитами и поддерживали младшего претендента в его борьбе против английского короля Георга II.

Работники и арендаторы наконец-то отправились по домам ужинать, а Дугал встал и потянулся с удовлетворенным видом – ни дать ни взять кот, который только что налакался молока или сметаны. Он взвесил на руке мешочек с деньгами и вернул его Неду Гоуэну на хранение.

– Что ж, не так уж плохо, – заметил он. – Большего ожидать от такого маленького местечка не приходится. Стоит повторить этот трюк еще несколько раз, и наберется приличная сумма.

– «Приличная» – это не то слово, какое можно было бы использовать в данном случае, – выпалила я, вылезая из своего угла.

Дугал повернулся с таким видом, словно впервые увидел меня.

– Вот как? – произнес он насмешливо. – У вас имеются возражения против сбора скромных пожертвований в пользу их господина?

– Никаких, – ответила я, глядя ему прямо в глаза. – Не имеет значения и то, кто этот господин. Я о способах, которыми вы пользуетесь для достижения цели.

Дугал окинул меня пристальным взглядом с головы до ног, словно моя наружность могла ему что-то подсказать.

– Не имеет значения, кто этот господин? – повторил он тихо. – Я считал, вы не владеете гэльским.

– Я и не владею, – подтвердила я. – Но у меня есть здравый смысл, и слышу я отлично на оба уха. Как бы ни звучали на гэльском слова «за здоровье короля Георга», я сомневаюсь, чтобы они походили на «брат Стюарт».

Он откинул голову назад и расхохотался.

– Что верно, то верно, – согласился он. – Я бы сказал вам, как называют по-гэльски вашего господина, но это выражение не для женских ушей независимо от того, англичанка леди или нет.

Он подошел к очагу и вытащил из золы порванную рубаху, отряхнув ее от сажи.

– Если вам не нравятся мои приемы, может, исправите последствия? – предложил он и сунул рубаху мне в руки. – Попросите у хозяйки дома иглу и заштопайте ее.

– Штопайте сами! – огрызнулась я, кинув ему рубаху, и повернулась к выходу.

– Как вам угодно, – вежливо проговорил Дугал. – Джейми может и сам починить ее, если вы не желаете помогать.

Я остановилась, повернулась к нему и протянула руку.

– Хорошо, – начала я, но над моим плечом появилась большая рука и выхватила рубашку у Дугала.

Мрачно глядя на нас обоих, Джейми сунул рубашку под мышку и вышел из комнаты, не сказав ни слова.

Мы остановились на ночлег в одном из фермерских домов. Вернее сказать, я остановилась. Мужчины легли снаружи, кто на сеновале, кто в телеге, а кто и просто на земле, заросшей папоротником. Для меня постелили соломенный тюфяк возле очага – то ли из уважения к моему полу, то ли потому, что я была на положении пленной.

Хотя тюфяк выглядел куда привлекательнее кровати, на которой спала целая семья из шести человек, я тем не менее завидовала мужчинам, улегшимся на вольном воздухе. Огонь в очаге не погасили, а только приглушили на ночь, и в комнате было жарко, воздух полнился запахами и звуками – обитатели коттеджа постанывали, храпели, потели и громко пускали газы во сне.

Спустя некоторое время я оставила всякую надежду уснуть в этой удушливой атмосфере. Поднявшись, я потихоньку вышла наружу, прихватив с собой одеяло. Воздух здесь – особенно на контрасте с невероятной духотой в комнате – был таким свежим, что я прислонилась к каменной стене дома и полной грудью вдыхала желанную прохладу.