Чужестранка

– Никогда еще я не видел лучшего примера тому, как правая рука не ведает, что творит левая, – быстро отозвался голос, и хотя тон был горький, в нем прозвучала издевка, подчеркнувшая конфликт. – Как ты считаешь, что сказала бы правая рука насчет левой, которая собирает деньги для Стюартов?

Дугал некоторое время молчал, прежде чем ответить:

– Маккензи, Макбеолайны и Маквиниши – все они свободные люди. Никто не может заставить их отдать что-то против воли, но никто не может запретить им отдавать. И кто знает? Может, Колум отдаст принцу Карлу Эдуарду куда больше, чем все остальные, вместе взятые.

– Может, – сказал Джейми. – Может, завтра с утра мы увидим дождь, а не солнце. Но это не значит, что я должен ждать своего выхода с ведерком вместо стула, чтобы на него встать.

– Да ну? Но ведь ты выиграешь от победы Стюартов куда больше, чем я, парень. А от англичан не получишь ничего, кроме петли. Если ты сам не бережешь свою шею…

– Моя шея – это моя забота, – резко перебил его Джейми. – Как и моя спина.

– Но не тогда, когда ты путешествуешь со мной, парень, – насмешливо возразил его дядя. – К тому же если ты хочешь послушать, что может сказать тебе Хоррокс, то будешь делать, что тебе сказано. Это было бы мудрое решение – хоть ты неплохо управляешься с иглой, рубашка у тебя всего одна.

Послышалось движение, словно кто-то встал со своего места на камне, а потом шаги по траве. Шаги одного человека, насколько я могла судить. Я потихоньку села и осторожно выглянула из-за валуна, за которым лежала.

Джейми все еще был там, сидел на камне в нескольких футах от меня, опустив локти на колени и упираясь подбородком в ладони. Почти спиной ко мне. Я начала пятиться – мне не хотелось его тревожить, но он неожиданно заговорил.

– Я знаю, что вы здесь, – сказал он. – Идите сюда, если хотите.

Судя по тону, ему было все равно. Я поднялась и начала выбираться из своего убежища, но спохватилась, что я в сорочке. Подумав, что у Джейми и без того хватает забот и не стоит смущать его своим видом, я накинула на себя одеяло.

Сев рядом, я прислонилась спиной к камню. Неуверенно взглянула на Джейми. Он не только мимолетно кивнул в знак приветствия, полностью поглощенный своими размышлениями – невеселыми, судя по выражению лица. Одной ногой он компульсивно барабанил по камню, сцеплял и разнимал пальцы с такой силой, что суставы то и дело щелкали.

Это щелканье напомнило мне о капитане Мэнсоне. Интендант нашего полевого госпиталя капитан Мэнсон переживал перебои с поставками, глупые приказы и идиотизм армейской бюрократии очень лично. Обычно мягкий и приятный в общении человек, он, когда проблем становилось слишком много, уединялся в своем кабинете и изо всех сил колотил кулаками по стене.

Посетители в приемной наблюдали с удивлением, как тонкая перегородка сотрясается от ударов. Вскоре капитан Мэнсон появлялся перед ними с разбитыми костяшками пальцев, но в достаточно уравновешенном состоянии, чтобы окунуться в борьбу с очередным кризисом. Через какое-то время его перевели в другую часть, и тогда за дверью в кабинете обнаружили множество вмятин размером с кулак.

Глядя теперь на молодого человека на камне, ломающего пальцы, я живо вспомнила капитана с его проблемами снабжения.

– Стоит дать выход гневу, – сказала я.

– А? – встрепенулся он, явно забыв обо мне.

– Побейте что-нибудь кулаками, – уточнила я. – Вам станет легче.

Губы Джейми дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но вместо этого встал с камня, подошел к толстому стволу вишни и нанес по нему сильный удар. Очевидно, это ему понравилось, потому что он ударил еще несколько раз, вызвав обильный дождь из бледно-розовых вишневых лепестков, посыпавшихся ему на голову.

Посасывая ободранные костяшки пальцев, он вернулся на место.

– Спасибо, – поблагодарил он с кривой улыбкой. – Может, теперь получится заснуть.

– Вы поранили руку? – спросила я и приподнялась, чтобы посмотреть, но он покачал головой, потирая костяшки ладонью другой руки.

– Ничего страшного, – сказал он.

Минуту мы стояли в неловком молчании. Я не хотела говорить о том, что услышала, или возвращаться к событиям сегодняшнего вечера и потому сказала, только чтобы прервать молчание:

– Я не знала, что вы левша.

– Левша? – не сразу понял он. – А, вы имеете в виду, леворучка. Да, таким уродился. Школьный учитель привязывал мне эту руку к спине, чтобы научить писать правой.

– И вы научились? То есть можете писать правой рукой?

Он кивнул, снова поднеся к губам разбитую руку.

– Да. Но у меня от этого болит голова.

– А сражаетесь вы тоже левой? – спросила я, стараясь отвлечь его. – Мечом?

Сейчас при нем был только кинжал, но днем он, как и все, ехал верхом с саблей и пистолетами.

– Нет, саблей я владею одинаково обеими руками. Кто сражается только левой, может оказаться в опасном положении, особенно если сабля короткая. Во время боя открываешь противнику левый бок, а сердце-то у нас слева, верно?

Переполнявшая Джейми агрессия не давала ему стоять на месте; он начал быстро перемещаться по лужайке, изображая приемы с саблей.