Чужие воспоминания

- Да как правильно-то, отче? Вам-то хорошо, помолились, брак освятили, на свадьбе погуляли. А Любавочке-то моей каково? Считай, девке вот-вот семнадцать стукнет, а она ещё не сватанная! Вот я и решила, пусть уж ведьма поворожит, да истину-то увидит. А я уж потом грех отмолю. Вот уже пять серебрушек для искупления приготовила. После свадьбы сразу вам, батюшка, и отдам!

- Что же ты мелешь, непутевая! - схватился я за голову. - Черной ворожбой судьбу определяешь. Сердца людей на небесах переплетаются. Светлым Владыкой освящаются. А ты бесов смрадных в судьбу внучки вмешиваешь!

Горбунья тяжело вздохнула.

- Хорошо, десять серебрушек не пожалею. Но что на небесах решили, знать заранее стоит. Можно и беса послать. А то будет потом она его сковородой, он её топориком, как с последней свадьбы. Верно, я говорю, бабы!? - обратилась зловредная карга к толпе.

Женщины согласно закивали. Я потупил глаза в землю. Действительно, нехорошо тогда получилось. Хоть и умерли, по моему наказу, молодые в один день. Она без головы, он с петлей на шее. Пожертвований тогда, правда, собрать удалось уйму. Сразу два повода, и свадьба, и отпевание. Но пропади они пропадом, такие деньги. Стариков хоронить дело невеселое, но естественное. Всему на свете срок приходит, а когда молодых, да по такой дурости. Нет!

Бабка начала громко причитать, рассказывая, как заезжая ведьма ей подсобила, как судьбу прочла. Мол, за будущее родной Любавочки она отныне спокойна. О растерзанных трупах дровосека и его младшего сына, люди, похоже, и думать забыли.

Чертовы грешники! Пока бабы окончательно до греха не договорились, дружно порешив, что ворожба и гадание - дела почти Богоугодные, я решил быстро вправить им мозги, зайдя с другого бока.

- ВОТ! Взгляни теперь в глаза несчастной сестре своей, мужа и сына потерявшей! - закричал я, указав на убитую горем вдову дровосека, - посмотри, говорю! И осознай, скажи добрым людям, стоят ли слезы её твоего греха!?

Бабка поперхнулась.

- А что сразу я-то? - опешила карга.

- Она ещё спрашивает! - воскликнул я. - Ведьме - еретичке презренной, кров и пищу дала, ворожбу черную в нашей деревне допустила, мне ничего не сказала, а потом у нас в развалинах упырь просыпается!

Старуха испуганно захлопала глазами.

- Да как же оно так-то? - воскликнула горбунья. - С простой ворожбы-то?!

Я покачал головой.

- Нечистая сила одна! Богатство обещает. Поначалу многого не просит, но стоит ей только щелочку приоткрыть, как она мигом в избу проникает, и злодейство людям добрым чинит!

Дровосеки изменились в лице. Старший сын, утерев слезы, шагнул вперед и гневно схватил старуху. Зарычав, детина поднял бабку над землей и силой потряс.

- Ох-ох-ох, - запричитала горбунья, выплясывая в воздухе ногами.

- Ах ты, карга старая! - рявкнул он. - Из-за тебя, значит, я отца и брата сегодня лишился!

- Да, кто ж знал-то, милок!?

- Знал?! Да я тебе сейчас!

Дровосек занес кулак, намереваясь выбить из горбуньи последнюю дурь. Я поспешил вмешаться. Вправить карге мозге, конечно, следует, но в таком состоянии парень просто убьет старуху, а мне и так уже есть кого отпевать.

- Опомнись, отрок! - воскликнул я.

- Уймись, болван! - поддержал староста.

Вдвоем мы с разных сторон ухватили парня за руки и заставили отпустить старуху. Горбунья попыталась укрыться в толпе, но бабы уже сменили настроение, забыв про душераздирающие проблемы милой Любавочки.

- Ах, ты, ворожейка черномазая! - закричала мельничиха.

- Гадалка мертвечинная! - воскликнула жена плотника.

- Чтобы тебя саму упырь сожрал! - поддержала её дочка.

Вперед вышла жена кузнеца. Высокая и статная, лишь на ладонь уже в плечах своего благоверного, она решила сразу перейти от слов к делу, влепив горбунье доброго пинка. Старуха аж взлетела, кубарем откатившись обратно к дровосекам. Староста заслонил бабку от старшего сына. Я поспешил урезонить женщин. Если от встречи с дровосеком горбунья ещё отлежится, то под горячую руку жены кузнеца лучше не попадаться. Потом костей не соберешь.

- Опомнитесь, миряне! - воскликнул я. - Каков с неё - дуры старой, теперь спрос? Грех малый в душе своей затаила, ну, так отмолим. Главное, раскаяться.

Обернувшись, я строго посмотрел на бабку.

- Ты ведь раскаиваешься?

Горбунья поспешно закивала, и, не сходя с места, начала бить земные поклоны. Получилось у неё хорошо. Искренне. На весь лоб головой в землю ушла.

- В церковь потом зайдешь, исповедуешься! - рявкнул я. - И внучку с собой прихвати. Вдруг и в ней тоже чернота затаилась. От того, насколько честны и ЩЕДРЫ будете, от того и прощение Светлого Владыки зависит!

- Погоди, Феофан, проповедь начинать, - встрял староста, - потом бабке и внучке её непутевой грехи отмаливать будешь. Скажи, что с упырем делать?