Чужой друг

В середине декабря мне позвонил Михаэль, муж Шарлотты, и спросил, можно ли зайти. Он говорил очень взволнованно. Жду, ответила я. Придя ко мне, Михаэль рассказал, что его отец попал в дом престарелых. Отец туда не хотел, но пока Михаэль был в командировке, соседи устроили так, чтобы отца забрали. Соседи рассчитывают занять квартиру. Михаэль надеялся теперь на мою помощь. Он назвал мне фамилию врача, подписавшего направление. Я позвонила этому врачу, которого лично не знала, и долго говорила с ним. Врач вспомнил отца Михаэля и объяснил, что его забрали в дом престарелых только на зимний период. Они приехали к старику днем, чтобы проверить заявление соседей. Старик лежал в постели, квартира была не топлена и не убрана. Похоже, в последние дни он не ел горячей пищи. Словом, все основания забрать его на зиму имелись, и врач тут же подписал направление.

Я поинтересовалась, был ли отец Михаэля согласен ехать в дом престарелых. Врач ответил, подчеркивая каждое слово, что если старый человек остается без ухода, как в данном случае, то согласия на отправление в специальное учреждение не требуется.

Михаэль сидел рядом и все слышал. Он шепотом попросил меня сказать врачу, что соседи имели виды на квартиру и, воспользовавшись отсутствием сына, упекли старика в приют. Я сказала об этом врачу. Такое случается подтвердил тот. Заявления бывают порой анонимными или подписаны вымышленными именами, поэтому отдел социального обеспечения строго проверяет каждый конкретный случай. В конце концов, речь идет только о зиме. Весной старик вернется домой, квартира останется за ним.

Потом врач захотел поговорить с Михаэлем, и я передала тому трубку. Врач предложил Михаэлю сейчас же забрать отца. Михаэль заколебался. Наконец он договорился с врачом, что возьмет отца к себе или будет ежедневно заходить к нему домой.

Повесив трубку, Михаэль облегченно вздохнул. Надеюсь, он не пожалеет о своем решении. Не знаю, взяла ли бы я к себе отца или мать. Для меня это было бы тяжело, да и сложно из-за частых ночных дежурств.

Когда Михаэль ушел, я позвонила родителям. К телефону подошел отец, и я растерялась. Привязанность Михаэля к своему старику как-то разбередила мне душу, но не могла же я сказать отцу, что звоню ему только потому, что другие дети любят своих родителей.

Я лишь поинтересовалась, как он поживает. Оказалось что все в порядке, во всяком случае отец так сказал. Новостей у них не было, у меня тоже. На этом мы распрощались.

Через несколько дней похолодало и пошел снег. Но он быстро стаял, на улицах сделалось грязно и скользко. Днем было пасмурно, небо походило на серую вату. В комнате было слишком жарко. Я закрутила вентили батареи, но и это не помогало. В такой жаре недолго и тараканам завестись. Я внимательно осматривала в ванной все уголки и щелки. Три года назад в нашем доме завелись тараканы. Они с невероятной скоростью расползлись по этажам. Тараканов морили газом. С тех пор я их не видела, но все время боюсь, что откуда-нибудь снова выползет таракан.

От матери пришла посылка с рождественской коврижкой собственной выпечки. Мать шлет ее каждый год в это время. Письмо в посылке промаслилось, чернила расплылись. Мать писала, что ждет меня на рождество, обещала приехать и сестра. Отца донимают легкие и нога. Чего мне хотелось бы в подарок? — спрашивала мать. Она исписала одну страничку из школьной тетради. Эта привычка осталась у нее с той поры, когда мы с сестрой ходили в школу. Но ведь прошло уже тридцать лет, а мать все еще покупает школьные тетради и вырывает из них листы для своих коротких беспомощных писем или записок.

В субботу накануне рождества меня разбудил громкий щебет. Я с трудом пришла в себя и никак не могла догадаться, что это птицы. Странно, около нашего дома нет птиц. Я лежала в постели с закрытыми глазами и вяло соображала. Наконец, я поняла, что птицы кричат у фрау Рупрехт, и почувствовала облегчение. Но тут в голове мелькнула мысль, что прежде такого шума никогда не было. Сон будто рукой сняло. Я быстро встала, умылась, оделась и пошла к фрау Рупрехт. Позвонила. За дверью слышались только птичьи голоса. Я позвонила еще и еще, затем начала стучать. За моей спиной открыли дверь. Кто-то из соседей спросил, что произошло. Я ответила что-то невразумительное и вернулась к себе. Я попыталась успокоиться, но птичий гам продолжался. Мне даже показалось, что теперь они кричат еще громче. «Что-то случилось», — эта мысль настойчиво крутилась в мозгу, как жернов, который нельзя остановить. «Что-то случилось», — повторяла я про себя, кипятя воду для кофе.

Ничего страшного произойти не могло, уговаривала я себя, это просто нервы. Птицы, вероятно, всегда так шумели, только я не обращала внимания, а впервые заметив, придала этому слишком большое значение. Вот и все.