Даль

Солнце ежедневно облагораживала садик. Она приноровилась орудовать ножичком – тем самым, единственным. Ножичком срезала сорняк, ножичком подравнивала листья, ножичком рыхлила землю.

Сиама вскоре снова понесло рубить деревья. А затем сжигать поленья. Ему даже пришла бредовая мысль, что гораздо проще пропускать стадию рубки и сразу поджигать лес, но он только посмеялся над своей затеей.

Еще не хватало весь лес сжечь и позволить болоту глазеть на себя.

Сиам иногда невольно припоминал те зеленые лица. Мурашки пробегали по всему телу. Его передергивало. Изо всех сил он отмахивался от этих мыслей и принимался рубить стволы еще упорнее.

Где лучше рубануть – ниже или выше? Прямо или под углом?

Сложные вычислительные операции происходили в его мозгу во время рубки. Геометрия, ботаника, опыт. Или только опыт. На глаз он определял оптимальную точку. Наточенное лезвие вонзалось в кору беспомощного дерева. Оно умирало зря. Его дрова сожжет помирающий со скуки человек. Может, раньше он был лесорубом?

Солнце постепенно расширила садик. Она самовольно уходила на свой цветочный островок и каждый раз возвращалась с новым цветком. Наверно, если бы можно было вырыть поляну целиком и посадить ее около дома, она бы так и сделала. А так она выкапывала по одному стеблю и переносила поближе к дому. На следующий день на его месте возвышался яркий бутон.

Прошел еще год. Или два. Или пять.

      Консервы давно закончились. Теперь рацион составляло лишь то, что произрастало в садике. Картошка со смородиной. Горох с клюквой. Грибы с клюквой. Как только не исхитрялись люди. Хотя в этом и не было особой нужды. Еда давно потеряла вкусовое разнообразие. Или даже сам вкус.

Солнце сгорбилась от каждодневной работы на земле. Сиам заметно осунулся. В неряшливой бороде мелькали проседины. Руки уже не позволяли намертво хватать рукоять топора и косить направо-налево крепкие стволы. Теперь по душе было просиживать на скрипучем крыльце и глядеть вдаль. Без толку таращиться и сидеть без движения, пока спина полностью не онемеет. Часто и Солнце подсаживалась к нему, когда уставала. Они могли проводить так долгие часы. Знали пейзаж наизусть, но все равно наблюдали.

– Как думаешь, живы Флейта и Джин?

– Мне все равно.

– Я бы не удивилась, если бы они исчезли в этом тумане. Но, скорее всего, просто погибли от голода.

– Не знаю. Видимо, так все и должно было случиться. Натуры наши проявились бы в любом случае, раньше или позже.

– Кажется, мы не застали натуру Гая.

– Он хотел казаться лидером, но его сломила бумажка. С настоящим лидером вряд ли так было бы.

– То есть?

– То есть его натура тоже проявилась. Он был слабым, – Сиам усмехнулся чему-то. – Но он мне нравился.

– И мне.

– А Юнона?

– Сегодня день памяти? – губы его снова растеклись в улыбке.

– Просто интересно.

– Она была хорошей девушкой, – он выдохнул. – Знаешь, а мне не все равно. Надеюсь, что Джин подох в муках.

Солнце промолчала.

– А моя натура?

– Что?

– Моя натура проявилась?

– Да, ты точно была учительницей начальных классов.

Она рассеяно посмеялась.

– Такая безобидная.

– Ага, и добродушная.

Помолчали.

– А ты?

– Я уж подумал, что не спросишь. Я до сих пор не знаю, кто я.

– Я скажу: ты определенно не хирург.

– Это мы выяснили, когда я заматывал тебе руки.

– Тогда выбирай любую другую профессию.

– Не хочу, мне нормально живется и без прошлого.

Она не ответила.

Казалось, к обоим подступала старость. Не тела, а духа. Дух стареет безотносительно внешнего облика. Стареет, если пропадает связь с жизнью. А люди обитали в коконе. Как мотыльки, которым никогда не суждено вылететь на свет бабочками. Кокон стал их домом. И казалось, что так и должно быть. День за днем. Месяц за месяцем. Время текло. А в груди все больше ощущалась пустота. Не было чего-то живого. Не было души и эмоций. Только механически билось сердце. Тук-тук. Тук-тук. Разнося по артериям тупое безразличие.

Им никогда не снились сны. Глаза закрывались, отпуская тело в ночной полет, а потом раскрывались, когда спать становилось невыносимо. Часы лежания были всего лишь мигом забвения. Но однажды Сиаму приснился кошмар. Спустя столько лет.