Даль

Огонь припекал. На лбу выступил пот. Он вытер его и смахнул в огонь. Потом вышел из дома и присел на крыльце, там же, где и в первый день.

Снаружи теперь так же душно, как и в доме. Где же свежий воздух? Чертов туман не пропускает. И ветра нет. Хоть для приличия бы подул. Невозможно дышать.

Погода была странной. Он не знал, менялось ли что-то в природе: когда лег спать, светило стояло посреди неба, когда проснулся – там же. Не уходил туман, не дул ветерок. Деревья стояли неприкаянные, точно прикидывались неживыми. Или играли в прятки.

Он поднял со ступеньки мелкий камушек и бросил в сторону.

Это я.

Поднял еще один и бросил в другую.

Это тоже я.

Третий полетел в высохшую грязь.

И это я. Кто из них настоящий?

Больше камней не было.

Все мертво.

Лысое пятно грязи выползало из-за дома.

Странно, его раньше не было.

Он поднялся и подошел к нему. За домом не было травы, лишь голая земля, изрезанная бороздками. Он глядел на это место и не мог вспомнить, что было под ногами, когда они втроем возвращались с дровами. Отчего-то ему казалось, что ступать было мягко. Взор следовал вдоль границы пятна и наткнулся на горку. От нее в стороны расползались борозды. Глаза замерли, мозг соображал. Да, именно там он закопал осколки. Окровавленные осколки.

Я отравил землю? Неужто ее так воротит от крови? В этом мы вроде похожи.

Он шаркнул землю и затер несколько бороздок. Невысоко поднялась пыль и тут же медленно опустилась на ботинки. Он засунул руки в карманы хлопковых брюк.

Привыкай к крови. Вдруг придется вкусить еще.

Он перевел взгляд на дом. Низшая часть стены обрамлена плиткой песчаного цвета, выцветшей даже под слабым воздействием затуманенного светила. Неизвестно, сколько времени оно палит это сооружение. Здание могло стоять уже сотню лет. Кое-где плитка отвалилась – в тех местах зияли бетонные проплешины.

Раз. Два. Три. Четыре. Нет четырех плиток – за половину дома. Наверно, с той стороны тоже четыре. Итого – около восемь.

Внезапно в ноздри ударил сладковатый запах, даже приторный. Будто знакомый, но никак не ассоциирующийся с чем-то конкретным.

Сзади послышался шорох.

– Можно я с тобой?

Девушка с порезанной рукой.

– Что со мной?

Она замялась.

– Ну… прогуляюсь.

– Хм, – он замычал в раздумье. – Можно и прогуляться.

А куда идти?

Развернулся и пошел в противоположную сторону. Девушка пошагала следом.

Они шли вдоль окраины рощи. Темно-зеленые кусты трусливо выглядывали из-за мрачных стволов, выставляя вперед самые тощие ветки. Деревья однообразно косились вбок, будто долгие годы медленно заваливались спать. Кора их на ощупь была шершавая, с многочисленными впадинами и неровностями. Если бы возраст деревьев определяли по таким неровностям, то эти, должно быть, стояли тут веками.

Из чащи веяло будоражащей прохладой. Приятно было идти, вдыхая скопившуюся лесную сырость. Вдруг ощутилась сладость.

Опять этот запах. Что-то знакомое, но что? Вряд ли конфеты.

Он обернулся на девушку. Та остановилась чуть позади и глядела в ответ.

Почти уверен, что она ничего не замечает. Тяжело домашнему в диких условиях.

Он двинулся дальше.

Деревья стремительно редели, и вскоре путники увидели по ту сторону полянку – такую же, как и вокруг: с невысокой желтоватой травой и прогалинами грязи.

– Живописно.

Девушка тихо усмехнулась.

Они прошли сквозь чащу – два-три дерева – и увидели, что эта поляна в разы больше: настоящая равнина без видимых границ, но с тем же травянисто-грязным пейзажем. Оба интуитивно почувствовали беззащитность от того, что горизонт тонул в тумане. Там явно было что-то, это ощущалось. Скорее всего, даже сейчас оно наблюдало за ними из своей берлоги.

Путники молча пошагали в обратном направлении, с каждым шагом инстинктивно принюхиваясь. Машинально он озирался вбок, на бескрайний простор, покрытый дымкой; казалось, там она опускалась еще ниже.

Его спутница тихо и угрюмо плелась следом. Он совсем позабыл бы о ней, если бы не шарканье ботинок по земле.

Почти безжизненная тишина. Листья не шелестели по ветру. И туман гадливо наседал сверху. Отдавался только кровоток в ушах, да доносилось редкое шарканье позади.

Казалось, они прошли примерно столько же, сколько и от дома.

– Если повернуть в чащу, выйдем прямо к крыльцу.

Он остановился и заглянул в темноту: видно было только ближайшие три-четыре дерева. Но что-то потянуло туда. Руками он аккуратно раздвигал кусты, изредка попадавшиеся на пути. Он шел по воображаемой тропке, точно проторенной специально для него. А мрак окружал.

Будто пробираешься ночью по кладбищу, среди торчащих глыб, в блеклом свете луны. Но там кричат вороны. А здесь – безмолвие. Тупое шествие вперед, к чему-то и зачем-то.

Он двигался наугад. Тропка виляла, и он уже не был уверен, что идет верно. Перестало слышаться и шарканье.

Он обернулся. Девушка чуть не воткнулась в его спину.

– Что такое?

– Ничего.

Мрак сдавливал виски, залезал в голову. Казалось, что уже нет человека: он превратился в незначительную крупицу, ведомую непонятной силой.