Дама чужого сердца

Немного поразмыслив, Раиса Федоровна не стала сообщать о своем прибытии мужу. С очередной станции она послала телеграмму зятю, и с Варшавского вокзала ее привезли в дом Крупениных.

Савва Нилович сам поехал встречать тещу на вокзал. Пока он ждал поезд, ходил по нарядному вокзалу, разглядывал публику в залах и на перроне, вчерашний разговор с женой не выходил у него из головы. После похорон Мити они стали еще дальше друг от друга, беда не сблизила их. Каждый горевал в одиночку. Савва не мог этого вынести и пришел к жене, надеясь получить хоть каплю утешения и дать то же самое ей.

Юлию Соломоновну он нашел в детской. Она сидела, прижимая к себе и чуть покачивая Сусанну. Они сидели голова к голове, и их волосы переплетались. Тут же пребывала и мисс Томпсон, которая в последнее время, когда на хозяйку обрушились такие испытания, превратилась из гувернантки в наперсницу и подругу. Вид жены с дочерью на коленях заставил сжаться сердце Саввы Ниловича. Невольно он вспомнил, как давно, как будто в иной, счастливой, безмятежной жизни, он вот так же зашел в большую, залитую солнцем комнату их софийского дома. Юлия держала на руках младенца Сусанну и что-то мурлыкала ей. «Гули-гули» отвечало дитя на своем, детском языке, и розовые маленькие пятки весело колотили мать по локтю. Босые ноги жены на домотканых половиках, простое платье с полосатым болгарским передником, наскоро убранные яркой лентой волосы, и вот эти крохотные пятки. Все это так поразило Савву, что он замер в дверях и слезы умиления душили его. Юлия обернулась, и лицо ее засветилось такой улыбкой, от которой померкло сияние солнца. После Болгарии жена не улыбалась так больше никогда.

– Папочка! – Сусанна чуть отстранилась от матери.

Крупенин взял ее на руки и прижал к себе что есть силы. Единственное дитя!

Юлия сидела с опущенной головой.

– Юлия, приказать заложить сани, может, хочешь немного прогуляться?

Мисс Томпсон уже подхватила девочку и понесла ее прочь, чтобы супруги могли поговорить.

– Спасибо, милый мой Савва. Но, право, мне ничего не хочется.

– Да и мне тоже, – вздохнул Крупенин, сел рядом с женой и обнял ее за плечи. – Знаешь, я вчера, на ночь глядя, чтобы хоть как-то развеять мрачные мысли, принялся читать твой роман. Так вот, вовсе без лести хочу тебе сказать, что вещь вышла замечательная. И будет популярна, я в этом уверен, не меньше прославленного «Зингибера и Глицирризы». Вот увидишь!

Юлия по-прежнему не поднимала головы и от последних слов мужа еще больше сжалась в комок. Савва недоумевал. Он-то хотел сказать приятное, полагая, что уж такие слова, да еще из его уст, точно принесут ей радость и отвлекут от тоскливых дум.

– Савва, я должна тебе признаться в ужасной, просто чудовищной вещи! – Жена неловко потерлась щекой о его руку, точно собака, побитая хозяином.

– Я слушаю тебя, любимая, – легко ответил муж, полагая, что признание будет касаться Перфильева.

– Это я виновата в смерти наших детей, – Юлия произнесла страшные слова и глянула в глаза мужа, как в преисподнюю.

Крупенин вздрогнул и отодвинулся от жены.

– Юлия, ты не в себе, ты больна! Я давно это подозревал. У тебя душевная болезнь! – простонал супруг.

– Нет, нет, Савва! – с усилием продолжала Юлия. – Это не болезнь! Помнишь, когда я не могла написать ни строчки, когда маялась и металась, вымучивая из себя по предложению в день? Помнишь? Так вот, в порыве малодушия, отчаяния, я подумала… о Господи, прости меня, я подумала, как бы мне было проще, если бы все вернулось в те времена, когда я была свободна. Когда никого не было около меня, я была одна. И не была ни матерью, ни женой! И я поняла, как сто раз был прав Эмиль, когда предупреждал меня о том, что жизнь семейная задушит во мне писательницу! И в тот страшный миг я поверила в это и захотела, чтобы никого, никого не было у меня, я была одна и только творчество, только мои романы были моей жизнью! О, как страстно я захотела этого, как ярко я представила себе свою жизнь, свободную от всего, кроме писательства! И мне показалось, что это высшее счастье!

– И как бы сие счастье наступило? – глухо спросил муж. – Куда в твоих мечтаниях должны были подеваться я и дети?

– Савва! – Она с отчаянием схватилась за голову. – Это же был просто миг, может, ты и прав, миг безумия! Конечно, я не мыслю своей жизни без вас! Это было затмение, но такое сильное! Я не знаю, как наши пожелания долетают до ушей Создателя, но это мое безумное мечтание, в котором я раскаиваюсь и содрогаюсь, думая о нем, оно долетело, но не до небесной канцелярии, Савва! Их услышал тот, кто тащит души в ад! И он явился мне! Явился и сказал, что я пожелала смерти самых дорогих мне людей. Я продала свою душу в обмен на писательское вдохновение, творческий успех! И мое чудовищное пожелание исполнено!

– Это бред, теперь я окончательно убедился в этом! Завтра прибудет твоя мать, и мы непременно пригласим доктора. Твои фантазии невероятны. Они захватили тебя полностью. Ты не отличаешь их от реальности!