Сам Соломон Иноземцев погиб. Погибла и некая особа женского пола, пребывавшая во флигеле. О ней пока ничего не известно. Однако доподлинно известна любовь покойного к юным натурщицам, кафешантанным певичкам и другим прелестницам. Третий обнаруженный во флигеле – Эмиль Эмильевич Перфильев, известный в окололитературных кругах тем, что состоял на побегушках у самого издателя «Словес» и его дочери, популярной писательницы. Когда тела несли на рогоже, Перфильев застонал, и тем самым обнаружилось, что он еще жив. Его тотчас же отправили в медицинской карете в больницу.
Вслед за пожарными скоро примчалась полиция. Сам небезызвестный следователь Сердюков расследует дело о поджоге и убийстве.
В этом деле много любопытных странностей. Удивительно, но именно в момент пожара у дома почти одновременно оказались бывшая любовница погибшего Иноземцева некая Фаина Перфильева, его дочь Юлия Соломоновна, зять господин Крупенин и жена, прибывшая незадолго до несчастья из-за границы. Перфильева долгое время жила на содержании покойного и могла питать враждебные чувства. Но зачем ей губить родного брата? При виде огня и вида обгорелого тела любовника, как заявил дворник, она закричала и упала без чувств. Крупенин и дамы тоже совершенно остолбенели от ужаса, как свидетельствуют очевидцы. Когда вынесли тела, с Юлией Иноземцевой случилась истерика. Она почему-то бросилась на следователя Сердюкова, упрекая его в неверии и нежелании спасать ее семейство. Крики, ее отчаяние и ужас привлекли еще больше зевак…»
Сердюков отложил газеты. Да, да, именно это обстоятельство его интересует тоже. Как так сложилось, что вся семья оказалась на месте пожара почти в одно и то же время, точно все знали, что загорится и когда? Сам Сердюков примчался на пожар, когда уже полыхало выше крыши. Пожарные поливали водой флигель и дом. Флигель горел как факел, дом же удалось спасти. Один из огнеборцев заметил бревно, подпирающее дверь, и тотчас же возникла версия поджога. Когда удалось через клубы дыма и завесу пламени прорваться внутрь и вытащить тела, то их вид заставил содрогнуться видавшего виды следователя. Полицейский поспешил к Иноземцеву. Тот только прохрипел обгорелым ртом:
– Паук! – и жизнь покинула его.
В этот миг полицейский услышал за своей спиной вопль. Это любовница погибшего, Фаина Перфильева, устремилась к Иноземцеву, но силы оставили ее, и она упала без чувств. Сердюков распорядился, и ее унесли в дом.
Эмиль Перфильев еще был жив. В это время невесть откуда появилось все семейство. Нет слов описать их ужас и отчаяние при виде дикой картины, представшей перед взором. Притом что надо понимать и деликатность ситуации. Ведь не только пожар, смерть, но и скандальность. Раздетые тела почтенного издателя и некой барышни. А также почему-то оказавшийся тут же Перфильев. Словом, гадкая картина и мерзкие обстоятельства. То-то же будет слухов, сплетен и домыслов, грязных досужих россказней по столице!
Перфильев едва пошевелил изуродованной рукой, следователь наклонился к нему.
– Юлия, – простонал несчастный.
Юлия Соломоновна оторвалась от руки мужа, в которую она стояла, вцепившись насмерть, и упала на колени около своего литературного собрата.
– Эмиль, Эмильчик, ради бога, что произошло? Что за паук, Эмиль? Господи! – Она хотела притронуться к нему, но ее легкое прикосновение вызвало такую боль, что он закричал. Она отшатнулась и застыла в ужасе, не зная, как поступить дальше.
– Юлия! Я ухожу… Но я рад, что познал особую любовь, которая неведома никому… Ты моя, Юлия. Всегда была и будешь моей… Я твой властелин… я владею твоей душой… Без меня тебя нет… Моя, моя навеки…
Кровь и пена пошли у Перфильева изо рта. Он захлебнулся и замолчал на некоторое время.
– Эмиль! – завизжала Юлия. – Ты не умрешь! О Господи, ты не умрешь!
Она забылась и снова хотела его взять за обожженную руку, но вовремя опомнилась и отдернула ладонь. Глаза несчастного снова с трудом открылись.
– Настал момент истины. Скоро я буду перед Господом и потому могу торжествовать. Я – единственный, кто любил тебя по-настоящему. Но ты только теперь поймешь это. Только теперь ты поймешь мою власть над твоим существом. Я люблю тебя. Я весь в тебе, и ты моя, до последней капли твоей души.
– Может, это и есть пресловутая aгапэ? – Он попытался засмеяться, но обезображенное огнем лицо только исказила ужасная гримаса. – Любовь – дружба… взаимное проникновение… духовное единение… Одна сущность! Ты и я!
Он опять замолчал. Юлия тряслась как в лихорадке. Зубы ее стучали.
– Помнишь мой нелепый поцелуй? А? – он издал хрип, опять хотел смеяться. – Твой муж, смешной человек, желал сделать меня гадким в твоих глазах, потому что… догадался! Догадался, что только эфир… тонкая бестелесная субстанция может быть сущностью нашей любви… не плотские утехи… Нет… это удел убогих… примитивных существ… мы – небожители…
– Ты бредишь, Эмильчик, – стенала Юлия. Но он уже не слышал ее.
Подоспела карета «Скорой помощи». Перфильева подняли с земли и осторожно понесли, но она знала, что более не услышит его голоса.