Дамский негодник

– Приглашаете? Вы? Меня? Куда? В пивнушку? – взвизгнула Генриетта Карловна, зловредно не замечая «дурацких его комплиментов».

– В ресторан! – «осчастливил» ее сосед.

Приглядевшись к мужчине (напомню, ночь его была тяжела, подобная ночь не красит), Куськина немедленно заключила, что нахал уже не молод…

Да он просто дряхлый козел!

Искренне считая себя вполне сорокалетней и все еще восхитительной, она и подозревать не желала, как заблуждалась. А тут какой-то абсолютно семидесятилетний ванёк (тогда она не знала еще, что сосед младше ее и стильный мужчина) вдруг решил осчастливить красивую даму – свежую! чистую! – каким-то своим дурацким и пошлым вниманием.

«Это что же он себе позволяет?! – пропечаталось в мыслях обиженной Куськиной. – Знал бы этот козел, сколько я заплатила за последний свой лифтинг!»

Как автор могу с ней согласиться: да, косметические операции нынче стоят так дорого, что не каждая Куськина может на них пойти.

Вспомнив про последний свой лифтинг, Генриетта Карловна возлютовала: «Как посмел какой-то старик делать мне комплименты?! Как посмел…»

В двадцать лет подобное происшествие вызвало бы у Куськиной лишь усмешку, не более, но в пятьдесят восе… (ой, простите) в сорок лет это казалось ей ужасающе оскорбительным.

– Как посмел ко мне клеиться старый пердун? – трагически вопрошала она Далилу в этот же день. – До чего же я докатилась! Я что, так плохо выгляжу?

– Ни в коем случае! – возразила Далила. – Выглядите вы ослепительно!

– Тогда почему пенсионер пригласил меня в ресторан? Меня!

Самсонова вставила:

– Юную, свежую.

– Да! Что он себе позволяет, этот разнузданный педофил? – горестным вопросом согласилась с ней Куськина. – Ха! Ничего! Я ему так…

– Врезали?! – ужаснулась Далила.

– Нет, отказала!

– И что?

– С горя ушел!

– Куда?

– Да к себе! В свой трехэтажный сарай!

Самсонова поняла, что у Генриетты Карловны вместо однообразного климакса назревает интересная, подростковая «морковь» и «тусовка», полная отроческих радостей и печалей. С соседом ей подфартило. Такой колоритный сосед украсит любую жизнь, а жизнь увядающей женщины прямо-таки возродит. Разумеется, при условии, что та одинока.

Самсонова так подумала и, как всегда, не ошиблась. Вскоре выяснилось, что сосед утешился юной девой. Да не одной.

– Он их пачками, Изверг, в сарай свой трехэтажный таскает, – возмущенно бухтела Куськина, терзая сонную собачонку.

Самсонова, прекрасно зная, о ком идет речь, для поддержания диспута осведомлялась:

– Кого?

– Да проституток этих, шалав, – гневно просвещала Самсонову Куськина и горестным стоном немедленно вопрошала: – Разве приличная женщина к нему в дом пойдет, к педофилу и негодяю?

С той поры Он и сосед превратился в Изверга и Педофила. Давая ему так много имен, Куськина не подозревала, что подсознательно признается, как много места отводит ему она в своей климактерической жизни. В доклимактерический период она развлекалась боями с невестками, теперь же, когда появился сосед, Генриетта Карловна излечилась.

Вскоре она восхищенно призналась Далиле:

– У меня нет больше приливов!

И Самсонова мысленно констатировала: «Начался постклимактерический период: пора зрелой и самой пылкой любви!»

Оскорбленная изменой соседа, Генриетта Карловна забросила личную жизнь сыночка и завела свою. Он, сосед, Изверг и Педофил не сходил с ее языка. Куськина ненавидела этого «хама», о чем без устали сообщала Далиле.

Самсонова понимала, что под маской ненависти скрываются сильные неудовлетворенные чувства, причем (и слава богу!) с обеих сторон. Сосед учуял в своей симпатичной соседке вулкан нерастраченных сил. Теперь он жаждет погибнуть в этом вулкане, но не знает, как в него угодить. Генриетта Карловна так увлеклась в своем обольщении (полном садизма), что потеряла контроль. Подсознательно призывая Изверга и соседа к соитию, она не позволяла ему к себе подступиться.

Далила не сомневалась, что бедняга не хуже Генриетты страдал, таская в свой «трехэтажный сарай» юных и милых крошек. Это хлопотно в его возрасте. Разумеется, таким способом он дразнил Генриетту, а годы уже не те.

Вот такая вам (вкратце!) картина страстной души мадам Куськиной.

Самсоновой приходилось эту душу лечить.

Она честно старалась, но, узнав о гибели Анфисы Пекаловой, вдруг поняла: «Нет, не сегодня! Сегодня я не могу!»

Куськина, тиская собачонку, с жаром трещала (все про соседа!), но кто ее слушал!

На самом деле Самсонова добросовестно слушать пыталась, но в голове вертелось: «А теперь он хочет меня убить! Раз травил! Два травил! Травит и травит, то мороженым, то грибами! Еле выжила!.. И сегодня он должен приехать! Он даже на ночь останется! Я боюсь!»

Перед глазами стояло заплаканное лицо Анфисы. Сердце Самсоновой сжалось: «Бедная девочка».

В горестную мысль ворвался капризный и злой голос Куськиной:

– Он утром целует мне руки, обкладывает комплиментами, а вечером водит девиц…

Устыдившись, Далила ее прервала:

– Генриетта Карловна, простите, но сегодня я что-то не в форме. Давайте прервемся до завтра.