Даниэль Деронда

Этим вечером мысли Грандкорта напоминали круги на темной поверхности воды, исчезающие и вновь возникающие в результате скрытых от глаз импульсов. Главный импульс исходил от образа Гвендолин, однако рожденные им мысли не имели ничего общего с любовью. Характерно, что Грандкорт нисколько не тешил себя мыслью, что Гвендолин его любит, что любовь поборола ревнивое негодование, заставившее ее сбежать в Лебронн. Напротив, он считал, что мисс Харлет, несмотря на усердное внимание с его стороны, совсем его не любит. Если бы не постигшая семью внезапная бедность, скорее всего она бы ответила на предложение отказом. С самого начала он находил какую-то раздражающую прелесть в той игривой манере, с которой мисс Харлет ловко уворачивалась от его ухаживаний. Теперь же ей пришлось смириться, вопреки всему, и опуститься на колени, подобно вышколенной для выступлений на арене лошади, против своей воли. В целом понимание мотивов Гвендолин доставило Грандкорту больше удовольствия, чем завоевание девушки, с самого начала искренне к нему расположенной. И все же он не мог отрешиться от привычной уверенности в том, что ни одна избранная им женщина не могла остаться равнодушной к его чарам. Казалось вполне вероятным, что со временем Гвендолин полюбит его глубже, чем он ее. В любом случае ей придется подчиниться. Грандкорту нравилось думать о ней как о будущей жене, чья гордость и сила характера позволяли командовать всеми вокруг, кроме него самого. Его не привлекла бы женщина, полная нежной покорности, взволнованной заботы и преданного послушания. Он намеревался властвовать над женщиной, стремившейся властвовать над ним и, возможно, добившейся этого, если бы на его месте был другой мужчина.

Потерпев неудачу в разговоре с Грандкортом, Лаш решил обратиться к сэру Хьюго, чтобы тот дал ему работу: легкую, достойную джентльмена и прилично оплачиваемую, – поэтому написал следующее письмо, адресованное в Лондон, на Парк-лейн, где, как ему было известно, семейство обосновалось, приехав из Лебронна: