Даниэль Деронда

– Я надеюсь, испытание не покажется очень трудным, если миссис Мейрик согласится отправиться с вами в дом мистера Клезмера.

– Нет-нет, ничего трудного. Я всю жизнь только этим и занималась – показывала себя и выслушивала суждения других. Должна признаться, что я пережила немало тяжких испытаний, так что готова выдержать еще одно. Мистер Клезмер очень суров?

– Он, конечно, своеобразный человек, однако я недостаточно хорошо его знаю, чтобы судить, суров он или нет, но уверен, что добр – более в поступках, чем на словах.

– Я привыкла видеть хмурые лица и не слышать похвалы, – спокойно заметила Майра.

– Кстати, Клезмер часто хмурится, – подхватил Деронда, – однако порою глаза его светятся улыбкой, хотя ее трудно разглядеть, так как он носит очки.

– Я не испугаюсь, – заверила Майра. – Даже если он похож на рычащего льва, ему всего лишь нужно, чтобы я спела. Я сделаю все, что смогу.

– В таком случае скорее всего вы не станете возражать против приглашения спеть в гостиной леди Мэллинджер, – продолжил Деронда. – В следующем месяце она планирует устроить званый вечер, на котором соберутся дамы. Вероятно, они захотят, чтобы вы давали уроки их дочерям.

– До чего же быстро мы поднимаемся в гору! – радостно воскликнула миссис Мейрик. – Ты и не думала о столь стремительном взлете, Майра.

– Меня немного пугает это имя – мисс Лапидот, – призналась Майра, покраснев от смущения. – Нельзя ли меня называть «мисс Коэн»?

– Я понимаю вас, – немедленно отозвался Деронда. – Но поверьте, это невозможно. Фамилия Коэн неприемлема для певицы. В некоторых мелочах приходится уступать вульгарным предрассудкам, но ничто не мешает нам выбрать любое другое имя, как это обычно делают артисты, – итальянское или испанское, соответствующее вашему облику.

Майра глубоко задумалась, а потом решительно заявила:

– Нет. Если «Коэн» не подходит, тогда я оставлю свою фамилию, прятаться не стану. У меня теперь есть друзья, готовые защитить. А еще… если вдруг окажется, что отец очень несчастен, а я будто отреклась от него… нет. – Она взглянула на миссис Мейрик. – Может, он будет нуждаться в помощи. Кроме меня, у него никого нет. Все друзья его бросили.

– Поступай так, как считаешь правильным, дорогое дитя, – поддержала ее миссис Мейрик. – Я не стану тебя переубеждать. – Сама она не испытывала к отцу девушки ни симпатии, ни сочувствия.

Тем временем Деронда мысленно упрекал себя: «Я не имею права сердиться на Ганса. Разве он мог не влюбиться? Однако до чего же глупо и самонадеянно даже думать об обладании ею. Предположить, что она может ему отдаться, – своего рода богохульство».

Мог ли сам Деронда лелеять подобные надежды? Разумеется, он не был настолько наивным, чтобы поставить себя на место друга, и все же не оставалось сомнений, что в последние дни в его чувствах к Майре произошла перемена. Однако помимо этих было достаточно других смутных причин, которые заставили его отогнать от себя эту мысль; столь же решительно он закрыл бы едва начатую книгу, способную пробудить в нем мечты о невозможном. Разве не могло ему в этом неожиданно помочь открытие собственного происхождения? Что он знал о нем? Странным образом на протяжении нескольких последних месяцев, когда казалось, что пришло время сделать волевое усилие и определиться с выбором предназначения, Деронду все больше и больше беспокоила эта неизвестность. Истина могла причинить боль: подобный исход казался наиболее вероятным, – но что, если она упорядочит жизнь, указав его обязанности? Больше того: Деронда стремился избежать положения критика, стоящего в стороне от всяких активных действий в нелепой позе самовлюбленного превосходства. Главным его якорем оставалась привязанность к сэру Хьюго, заставлявшая с благодарным почтением соглашаться с мнениями, которые шли вразрез с его собственными. Однако порою его одолевали сомнения, и он упрекал себя в неблагодарности к нему. Многие из нас жалуются, что половина полученных при рождении прав представляет собой не что иное, как суровый долг; Деронду же угнетало их отсутствие. В сознании Даниэля слова «отец» и «мать» несли в себе священный мистический смысл. Обычный человек скорее всего сочтет подобную чувствительность преувеличенной и даже недостойной. Однако при всем нашем уважении к знаниям такого человека следует признать, что ему неведомы многие доказанные факты, касающиеся даже работы его собственного сердца.