Дар

Большой репортаж о «0,0 промилле» мы потом обработали проверенным способом: Мануэль на основе своих заметок давал мне длинную версию, которую я сперва записывал под диктовку, а потом вычеркивал приблизительно каждую вторую фразу. То, что оставалось, я тут же переводил с языка школьных сочинений на журналистский. Кроме того, Мануэль заставил меня сделать информативную часть о последствиях для здоровья, то есть о пресловутом ущербе для народного хозяйства, и принудил к анализу злоупотребления алкоголем среди подростков. О’кей, я уже понял, что это важно.

Насколько я был в растерянности, не зная, как подступиться к основной теме, настолько же непринужденной оказалась наша совместная работа. Мне просто нравилось, с каким воодушевлением Мануэль брался за дело, с каким удовольствием он вырабатывал концепцию подачи материала, выбирал фотографии и графики и мастерил со мной заголовки и подписи под картинками, в этом он проявлял себя как прирожденный журналист. Чтобы быть с ним вровень, мне приходилось налегать на стилистику и выуживать из подкорки весь свой словарный запас. Результатом мы оба остались довольны.

Только бы не забыть испросить у Клары Немец разрешения по-прежнему пристегивать Мануэля в качестве соавтора, когда я потом получу свое рабочее место в редакции. Нам ведь не требовался второй компьютер, достаточно было второго стула. А уж о его гонорарах я позабочусь сам – так, чтобы ему не приходилось испытывать нужду в карманных деньгах или прочих дотациях со стороны Йохена. Честно признаться, я не мог представить себе свою работу без Мануэля. Или, вернее сказать, я вообще мог себе представить свою работу лишь с тех пор, как в моей жизни появился Мануэль.

Всего лишь ненадолго пересечься

Вечером я сразу же отказался от первого пива, чтобы это уже осталось позади, и написал анонимному благодетелю такой имейл:

«Глубокоуважаемый господин Икс, наш репортаж о «0,0 промилле» готов и будет опубликован завтра. Я говорю «наш репортаж», потому что мне, как всегда, помогал мой сын Мануэль. Он в значительной мере был причастен ко всем статьям в «Новом времени», которые вы вырезали и вкладывали в конверты с деньгами. Он тревожился и переживал за судьбы тех, о ком мы писали, – и прыгал от радости, когда они или их помощники затем были щедро одарены вами. Как вы думаете, что это может значить для четырнадцатилетнего подростка, какая картина мира у него складывается и какие ценности он возьмет с собой в будущее? Такое не под силу самой лучшей педагогике».

Этот пассаж хотя и был немного стереотипным, написанным в стиле социальной романтики и не вполне свободным от пафоса, но сам я от него расчувствовался и поэтому взял себе второе пиво, то есть в целом – первое. Затем я продолжил:

«Теперь я выдам вам еще кое-что, что для вас, возможно, прозвучит абсурдно: Мануэль не знает, что я его отец, потому что я сам узнал об этом лишь несколько месяцев тому назад и до сих пор не нашел подходящего случая, чтобы открыть ему это. Четырнадцать лет, которые я пропустил, мне уже не наверстать. Но за то короткое время, что мы знаем друг друга, произошло много чего, мы тесно сроднились, этим я тоже не в последнюю очередь обязан вам. Эта интенсивная фаза отношений, к сожалению, теперь подходит к концу, поскольку его мать возвращается из Африки и сможет предоставить ему полноценную семью, чего в моем случае, видимо, не случится никогда, насколько я себя знаю, но неважно».

На этом месте я сделал вынужденную паузу, и мне пришлось долго думать, как сформулировать заключительный пассаж. Я выбрал в конце концов вариант, в котором снова наносил мазки погуще, и написал:

«Но в завершение я выскажу еще одно действительно большое желание: я хотел бы разделить с Мануэлем нечто особенное, нечто такое, что связывало бы только нас двоих и заставило бы нас помнить эти месяцы вечно. А это особенное, наша большая и общая для нас тайна, как мне ни жаль, – однозначно вы! Мануэль просто горит желанием узнать, кто же этот анонимный даритель, который, например, вытащил его друга Махи из безвыходного положения. Да, я хотел бы иметь возможность сказать Мануэлю, кто вы такой, кто совершает такие поступки – по каким бы то ни было причинам, – и как вы вышли именно на меня».

Так, самое трудное осталось позади, теперь оставались лишь технические детали.

«Для этого я хотел бы ненадолго пересечься с вами и обменяться парой слов, не более того. Было бы хорошо, если бы удалось это устроить в один из ближайших дней, лучше бы до Рождества. Я еще раз обещаю вам, что после этого навсегда оставлю вас в покое. С дружеским приветом, Герольд Плассек».

Странные женские реакции