«Дар особенный»

Непосредственный интерес представляет для нас тот факт, что некоторые произведения опубликованы в антологии в нескольких версиях. В ряде случаев, как нам представляется, относительная адекватность подлиннику достигается лишь на основе взаимодополняемости этих переводов, отражающих то или иное качество оригинала[124].

Каковы же вкратце требования, предъявляемые к адекватному переводу? Адекватным перевод может быть признан при сохранении или, по необходимости, создании в нем переводчиком функциональных соответствий а) национального своеобразия подлинника, б) характерных черт литературной эпохи, в) индивидуальных особенностей авторской манеры.

Важен, скажем, учет «типа» поэзии и только в соответствии с этим выбор переводчиком доминант, то есть тех основных для этого стихотворения элементов стиха (содержание, стилистический аспект, метрическая схема, ритмические и фонетические особенности), которые необходимо воспроизвести любой ценой. Наконец, необходимо передавать поэтическую «арматуру» оригинала, общий контур структуры. В целом же советская школа перевода исходит из возможности «комплексного» воссоздания на своем языке национальной формы подлинника»[125].

Русская и советская испанистика насчитывает немало переводов, которые могут быть признаны адекватными. В золотой фонд испанской поэзии на русском языке входят многие переводы В.А. Жуковского, П.А. Катенина, К.Д. Бальмонта, приведенный выше перевод И.И. Козлова. То же можно сказать о значительно большем числе переводов советского периода. С лучшей стороны показали себя известные московские и ленинградские переводчики вот уже нескольких поколений при воссоздании испанских романсов, поэзии Ф. де Кеведо, Л. де Гонгоры, М. де Унамуно, Р. Альберти, Ф. Гарсиа Лорки. Безукоризненны многие переводы О.Г. Савича. Пожалуй, наибольшую сложность представляет оценка переводов из Лорки М. Цветаевой. При несомненном их отступлении от строгих требований, предъявляемых к адекватным переводам, в них есть одно неоспоримое преимущество перед другими переводами не только из Лорки, но, быть может, и из всей испанской поэзии. Оно, на наш взгляд, заключается в том, что это не столько переводы именно этих стихотворений Лорки, сколько русские переводы из великого испанского поэта как такового. Глубина проникновения Цветаевой в самую суть испанской поэзии и сила «вживания» в иноязычную культурную среду поразительны.

4

Особый интерес для нашего анализа представляют переводы романсов о Сиде, выполненные В.А. Жуковским[126] и П.А. Катениным[127] по немецкому переводу Гердера, которые Н.И. Бахтин, издатель «Сочинений и переводов в стихах» Катенина, охарактеризовал следующим образом: «В. Жуковский перевел также Романсы о Сиде и издал их в свет. Перевод г. Катенина потерял через то прелесть новизны; но любители поэзии, не знающие немецкого языка, сличая два перевода, получат вернейшее понятие о самих романсах, нежели они могли бы иметь, читая только один»[128]. Знаменательно, что, хотя переводы Катенина были осуществлены, по свидетельству того же Н.И. Бахтина, в 1822 году[129], переводчики обратились к текстам независимо друг от друга. Понятно поэтому огорчение Катенина, писавшего, что «кривосуды, при малейшем сходстве» непременно сочтут его «вороной, украсившейся павлиньими перьями»[130]

. Между тем и те и другие переводы несут на себе отчетливый отпечаток как творческой индивидуальности автора, его эстетических взглядов, так и литературных вкусов эпохи, в какую они были созданы. Для сравнения приведем начало включенного в антологию «Испанская поэзия в русских переводах» романса из цикла о Сиде в передаче Жуковского и Катенина.

                      Traurend tief sass Don Diego,                      Wohl war keiner je so traurig;                      Gramwoll dacht et Tag‘ und Nächte                      Nur an seines Hauses Schmach.                      An die Schmach des edlen alten

                      Tapfern Hauses der von Lainez,                      Das die Inigos an Ruhme,                      Die Abarcos übertraf.                      Tief gekränket, schwach for Alter,                      Fühet er nahe sich dem Grabe,

                      Da indes sein Feind Don Gormaz                      Ohne Gegner Triumphiert.

(Дон Диего сидел глубоко опечаленный, / Никто, пожалуй, никогда не был охвачен такой скорбью; / Исполнен скорби, он думал днем и ночью / Только о позоре своего дома. / О позоре благородного, древнего / И славного дома Лайнесов, / Дома, который превосходил во славе / Дома Иниго и Абарка. / Глубоко оскорбленный, слабый от старости, / Он чувствовал, что близок к могиле, / В то время как его враг дон Гормас / Торжествует, не встречая сопротивления.)