«Дар особенный»

Савич не сохранил единый зачин восклицательных предложений, в котором заключается сильнейшее оружие эмоционального воздействия. Эренбург счел необходимым это сделать даже ценой известных смысловых потерь, ценой невнятности некоторых из характеристик. Ограниченные рамки статьи не дают нам возможности привести другие примеры, однако, на наш взгляд, два приведенных дают некоторое представление о том, что эти переводы очень удачно дополняют друг друга.

6

Наибольшим числом переводов, четырьмя (О. Румера, Б. Пастернака, П. Грушко и Б. Дубина), наряду с «Песнью пирата» X. де Эспронседы, в антологии представлен сонет П. Кальдерона, извлеченный из пьесы «Стойкий принц».

Estas, que fueron pompa у alegria,despertando al albor de la mañana,a la tarde serán lástima vana,durmiendo en brazos de la noche fria.

Este matiz, que al cielo desafía,iris listado de oro, nieve у grana,será escarmiento de la vida humana:tanto se emprende en término de un día!A florecer las rosas madrugaron,у para envejecerse florecieron:cuna у sepulcro en un botón hallaron.

Tales los hombres sus fortunas vieron:en un día nacieron у expiraron;que pasados los siglos, horas fueron.

(Они, что были роскошью и радостью, / проснувшись на рассвете, / вечером станут тщетной жалобой, / засыпая на руках у холодной ночи / Эта зыбкость, которая состязалась с небом, / радуга в переливах золота, снега и пурпура, / послужит примером человеческой жизни: / все произошло в течение одного лишь дня. / Розы просыпались, чтобы цвести, / и цвели, чтобы стареть: / в одном и том же бутоне они нашли себе и колыбель и склеп. / Таковы и судьбы людей: / в течение одного дня они рождались и умирали; / века по прошествии оказывались часами.)

Сонет как четкая поэтическая форма, обладающая «сводом» заранее заданных правил, отличающаяся диалектичностью структуры (классическое его строение: первый катрен – тезис, второй катрен – антитезис, первый терцет – взаимодействие обоих тенденций, второй терцет – их разрешение, синтез), представляет особые трудности для перевода[140].

Первым, по-видимому, в России к этому сонету обратился известный в свое время цензор, переводчик и беллетрист П.А. Корсаков. Переведя его наряду с другими переложениями из испанских поэтов еще в 1809 году, он, однако, напечатал его лишь в 1840-м[141].

Этот перевод, впрочем вольный, нерифмованный, художественно маловыразительный и ни в малейшей степени не стремящийся к воспроизведению сонетной формы, имеет для нас только историческое значение. В антологии его нет. Существует другой перевод, также отсутствующий в антологии, который как по своим художественным достоинствам, так и по времени создания вполне, на наш взгляд, заслуживает места в основном тексте. Перевод этот принадлежит перу К.Д. Бальмонта и является одной из его лучших работ в области испанистики.

С веселостью, и пышной, и беспечной,Цветы проснулись утренней зарей.Настала ночь, и вот, с холодной мглой,Их сон объял, непробудимо-вечный.В них с золотом и с белизною млечнойИграла алость радужной игрой.И тускло все. Вот лик судьбы людской.

Так много день уносит быстротечный.С рассветом ранним розы расцвелиИ умерли, в одной и той же чашеИ колыбель и гроб себе нашли.Так точно мы, рожденные в пыли,В единый день свершаем судьбы наши:Столетья – час, когда они прошли[142].