«Дар особенный»

Как известно, Бальмонт-переводчик приспосабливал переводимых поэтов к своей творческой манере, и они нередко приобретали под его пером чрезмерную напевность, многословность и т. д. Знаменательно поэтому, что в данном сонете бросающихся в глаза «сигналов» приспособления переводимого поэта к собственной творческой манере всего два: «непробудимо-вечный» и «алость». В переводе Бальмонта, как и во всех последующих, сохранена формальная структура сонета Кальдерона. Замечена и передана сила лаконизма терцетов, противопоставленная замедленной, красочной описательности катренов. При этом в переводе ослаблены другие особенности сонета, выдающие в его авторе писателя эпохи барокко, в частности непременные сопряжения контрастирующих понятий, образов и слов: «A florecer las rosas madrugaron, / у para envejecerse florecieron». Попытка фонетической компенсации («С рассветом ранним розы расцвели»), безусловно, оказывается неубедительной.

Маркированный (хотя и ненавязчиво) символистской поэтикой перевод Бальмонта интересно сравнить с современными переводами, особенно Пастернака, так как это были поэты разных литературных направлений.

Казались сада гордостью цветы,Когда рассвету утром были рады,А вечером с упреком и досадойВстречали наступленье темноты.Недолговечность этой пестроты,Не дольше мига восхищавшей взгляды,Запомнить человеку было надо,Чтоб отрезвить его средь суеты.

Чуть эти розы расцвести успели, —Смотри, как опустились лепестки!Они нашли могилу в колыбели.Того не видят люди-чудаки,Что сроки жизни их заметны еле,Следы веков, как миги, коротки.

При достаточной формальной точности сонет по-русски в соответствии с теоретическими взглядами поэта («перевод должен быть плодом подлинника и его историческим следствием»)[143] пронизан пастернаковской интонацией, значительно более «осовременен», чем все остальные версии. Выдержанный в этом ключе лексико-стилистический сдвиг «дополнен» вполне допустимыми, с точки зрения Пастернака, отдельными отклонениями от канонов поэтики барокко[144]. Исходя из такой позиции автора, к тому же последовательно выдержанной, ошибочно было бы критиковать перевод, давая набор выявленных неточностей и несоответствий. Для нас сейчас имеет значение тот факт, что этот русский текст не дает полного представления о подлиннике и что какие-то особенности сонета Кальдерона оказались отраженными в других опытах. Более информативны переводы Грушко и Дубина, каждый из которых прибавляет нечто новое к нашему представлению об авторе, его поэтике, стилистике, об этом конкретном произведении:

К РОЗАМ

Очнувшаяся на заре денной

ликующая радость в пышном платьетщетою жалкой станет на закате,смиренная остудою ночной.Сей вызов небу, радугой инойрасцветший в пурпуре, снегу и злате,напоминает об иной расплате:предел для всех деяний – день земной.Очнулись розы, чтобы цвесть нетленно,цвели, дабы состариться смиренно:был колыбелью – склепом стал бутон.

Судьба людей примером их чревата:мгновенье – от рассвета до заката,а там – что день, что век – все тот же сон.Грушко

РОЗЫ

Они смеются, чуть рассвет проглянет,и поутру кичатся красотою,но пышность их окажется тщетою,лишь только ночь холодная настанет.Букет оттенков, что снега багрянит

и окаймляет дымкой золотою,с зарей расцвел и канет с темнотою;вот наши судьбы; день лишь – и следа нет.Цветы, вы торопились распуститься,раскрылись утром – ввечеру увяли;бутон – и колыбель вам, и гробница.О жизнь людская, ты не такова ли:едва проснемся, как пора проститься,прошли часы – столетья миновали.Дубин