Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание

— Говорю, давай попробуем начать сначала! Дорогой, мы должны всеми способами стараться сохранить наши отношения! Я долго думала и поняла, что не могу так просто все бросить!

Потихоньку я входила во вкус, самой понравилось.

— Да чтобы я… — Рома опомнился, побагровел и двинулся на меня с угрожающим видом.

И тут в квартиру протиснулся неандерталец Юра, который стоял за дверью с моим чемоданом в ожидании команды.

— А ну угомонись! — прорычал он, исподлобья уставившись на Рому. — А то я тебя еще не так разукрашу!

— А это еще кто? — проблеял Рома, попятившись и испуганно разглядывая Юру.

Говорила уже, что Юра крепкий, накачанный и широкоплечий. Еще у него длинные руки, низкий лоб и маленькие глазки, свирепо смотрящие из-под нависших бровей. В общем, вид самый устрашающий, за то его и держат у Войтенко.

Я сразу поняла, что Юрина внешность произвела на Рому неизгладимое впечатление.

— А это брат мой, — сказала я невинным тоном. — Из Зауральска.

— Какой еще брат?

— Двоюродный.

— Ты мне ни про каких братьев не рассказывала…

— Я-то рассказывала, да ты не слушал. Ты вообще никого не слушаешь, кроме себя. Их там четверо, братьев-то, и все примерно такие.

— Он что, жить здесь будет? — испуганно пролепетал Рома, неверными шагами отступая в комнату.

— Нет, зачем же! На этот счет можешь не беспокоиться. Жилье у него есть, неподалеку отсюда, так что, если что, он быстро прибежит. Ты и мигнуть не успеешь!

— И вот что еще я тебе скажу! — заговорил Юра, выдвигаясь из-за моей спины и грозно пыхтя. — Если ты, слизняк, Алену не то что пальцем тронешь, а хоть косо на нее посмотришь — я через десять минут прибуду, как группа быстрого реагирования, и так отреагирую — мало не покажется! Понял, сальмонелла?

— По… понял… все понял… — выдохнул Рома, отступая еще на пару шажков.

— Ладно, живи… пока! До свиданья… сестренка! — Юра поставил в угол мой чемодан, чмокнул меня в щеку (о чем мы не договаривались) и тяжелыми шагами удалился из квартиры, причем даже его спина выражала достоинство и угрозу.

Едва дверь за ним закрылась, я приблизилась к Роме и проворковала фальшиво-участливым голосом:

— Ромочка, а что это ты сегодня не на работе?

— Ты меня еще спрашиваешь? — Он повертел передо мной своей разбитой физиономией. — Как ты думаешь, можно в таком виде появиться на работе? На удаленке теперь…

— Ох, как тебе досталось, бедный! Ну, ничего, я тебя подлечу… знаешь, как в старой песне: «Если ранили друга, перевяжет подруга горячие раны его»… (снова мамино вылезло).

— Не надо! — проблеял Роман, опасливо отступая.

— Ну что ты такой робкий… стой спокойно… дай-ка посмотрю, что у тебя там… — Я наступала на Рому неотвратимо, как цунами на тропический остров.

И тут же ухватила двумя пальцами пластырь у него на губе и дернула изо всех сил.

— Ой! — вскрикнул он, отскакивая.

Пластырь остался у меня в руке, из разбитой губы потекла струйка крови.

— Какой ужас! — искренне воскликнула я. — Сейчас я тебя обработаю… может быть, губу даже придется зашить. Я, правда, никогда этого не делала, но думаю, как-нибудь справлюсь. Не боги горшки обжигают… да стой же ты спокойно!

— Не надо! — заверещал он, метнулся в сторону, юркнул в свою комнату, щелкнул замком.

«Вот интересно, когда он замок-то успел поставить? Неужели боялся, что я вернусь?

Ну ладно, теперь он мне не будет действовать на нервы! Квартира в моем полном распоряжении!»

На всякий случай я заклинила ручку двери со своей стороны сломаным стулом (вот еще новость, дядя Вася как раз недавно ножку починил, наверное, опять сломали, когда Рому били) и решила, что на сегодня с меня Ромы хватит.

Первым делом я распаковала свой чемодан, с удовольствием рассмотрела свои покупки и повесила в шкаф.

Затем раздернула все шторы на окнах.

В иностранных фильмах меня всегда удивляет, что персонажи не задергивают занавески. Вся их жизнь проходит, как на сцене. Но сейчас мне и правда нужно было жить с раздернутыми шторами, чтобы сработала задуманная Войтенко операция и те люди, которые угрожали его дочери, увидели меня и попались в мышеловку.

Поэтому я раздернула шторы, включила везде свет и нарочно расхаживала перед окнами.

Вот она я!

И тут в окне я увидела соседа-художника. Того, который обустроил у себя на крыше славный уголок для летних посиделок с вином и шашлыками.

До лета, конечно, было еще далеко, но он наводил порядок у себя «на даче». Видимо, чувствовал, что дело понемногу идет к весне.

Он тоже меня заметил и помахал рукой:

— Привет, как поживаешь? Может, зайдешь как-нибудь? Я твой портрет напишу…

Я вспомнила его натурщицу и фыркнула:

— Обнаженный?

— Не обязательно.

— Нет, спасибо, не надо. Лучше я как-нибудь летом загляну на шашлыки.

— Ну, на шашлыки так на шашлыки…

Сосед сбросил вниз остатки снега и удалился в квартиру, к своим кистям и мольбертам.

Я проводила его взглядом, и тут в глаз мне ударил солнечный зайчик.

Прищурившись, я увидела в слуховом окошке на соседней крыше человека с биноклем.