Дар ушкуйнику (СИ)

Скупо простившись, Божен ушел, Микула остался стоять посреди сенной клети. Евпраксия его удивила, ему-то мнилось, что это Евфимия по бабьей глупости будет посылать войско на смерть, а старуха, наоборот, станет отговаривать, а вышло по-другому. Удивила, что и говорить. «Мне-то что дергаться, то не моя сеча, – упрямо повторил ватаман. – Как все удачно складывается, и Дарью пристроят. Бог даст, так настоящей княгиней станет. За мужем будет, а не по ночам по темным переулкам гулять. Хотя, что там за муж в Пронске, может малец какой? Такой нешто защитит да образумит?» Умиротворяющее спокойствие, с каким ватаман сидел на совете, начало сходить. Думать о потаенном ему не хотелось, и Микула спешно собрался к своим воеводам, поведать услышанное да перетереть вести уже ближним кругом.

У входа в свою половину он увидел мелькнувший в черном проеме убрус. Она! Вот только ее сейчас и не хватало! Но кровь упрямо забурлила, не слушая разума. Микула невольно пригладил обеими руками непослушные кудри, оправил пояс и, выдохнув, шагнул вперед.

– Благослови Бог, светлая княжна, – со всем почтением решил обратиться он к Дарье.

– И тебе божье благословение, Микула Мирошкинич, – услышал он звонкий грудной голос.

Перед ним стояла Соломония.

Напряжение сразу спало. Этой-то что нужно? Микула, скрестив руки, оперся о стену, ожидая, что скажет нареченная.

– Прощение пришла попросить, – смиренно опустила Соломония очи, – что вела себя не достойно. Стыдно теперь, – она замерла, ожидая ответа.

– Я не злопамятен, – соврал Микула, зная за собой грешок.

Соломония молчала, но и не уходила, то поднимая на Микулу глаза, то опуская их в пол. «Чего ей нужно? – не понял Микула. – Шум поднимет, что я ее пытался в ложницу свою затащить, с нее станется».

– Негоже девице у мужских покоев бродить, дурное болтать станут, – намекнул он, что пора бы уже девке и уходить и сам, отделившись от стены, собрался пройти дальше.

– Вижу, что не простил, – грустно проговорила Соломония, напористо закрывая собой проход. – Ну, что мне сделать, чтоб вину искупить?

Вот если б пред ним Дарья так встала, чтоб он у нее попросил? Срамно даже маслить об том, а с этой-то что взять?

– В церковь сходи, помолись, чтоб гордыню унять, – усмехнулся Микула, наклоняясь, чтобы шутейно чуть сдвинуть Соломонию в сторону и пройти, но тут девка обвила его за шею и быстро коснулась губами его губ.

Микула удивленно раскрыл глаза. Соломония метнулась бежать, но у поворота все ж торопливо оглянулась, оценивая произведенное впечатление.

– И что это было? – вслух проговорил Микула, почесав затылок. – Пойми этих баб.

Вроде б хорошо, что невеста к нему переменилась, а с другой стороны – искренне ли то, или прознала уже, что на долгие месяцы он здесь хозяином остается, вот и стелется?

– Зря прогнал, – вынырнул из соседних дверей Ратша, – коли сама в руки идет, мог бы и пощупать до свадьбы, тогда б точно не отвертелись.

– Много ты понимаешь, – буркнул Микула.

– Ну, много не много, а чую, что не эту мы на Вятку повезем.

– Ежели рязанцев разобьют, так никакую, – мрачно произнес ватаман, – пошли, тоже совет держать станем.

Глава XVIII. Проводы

К обеду на двор тетки Матрены заявился Божен. С ним можно было по-простому, без суеты, свой же, чего уж там пыль в глаза пускать. Матрена потчевала двоюродного племянника, подсовывая тому: то соленые грибочки, то капустку, то пареную репу, и мимоходом расспрашивая последние новости. Дарена тоже не сидела чинно как за княжеским столом, а придвинувшись ближе к братцу, слушала, подперев рукой подбородок. Все в доме Матрены было настоящим, без лишних церемоний и условностей, и оттого очень нравилось Дарене, задыхавшейся в пышных хоромах.

Божен выглядел возбужденным и, вопреки обычному, к еде почти не притрагивался. Мохнатые брови все время бежали к переносице, делая обычно благодушное лицо посадника напряженно-суровым.

– И вот что я вам скажу, – тревожно оглядываясь, нагнулся Божен над столом, – недоброе это дело – на ушкуйников град оставлять. Давеча, знаете, что стряслось?

– А чего ж, соколик ты наш, могло стрястись? – добродушно улыбаясь, тоже склонилась к племяннику Матрена.

– А то, княжьи кмети всю ночь татя ловили, – выдал Божен, оценивая, какое впечатление произвел на тетку и сестрицу.

Те тревожно переглянулись.

– Так уж и татя? – не удержалась от замечания Дарена.

– Его, его, – закивал головой Божен, – к Юшке Сивому на двор бугаище залез, весь забор изломал и к курятнику. Ясно, курам хотел головы свернуть да в мешок. Только псы Юшкины на него кинулись, чуть портки не изодрали, он от них к Третьяку перемахнул и в проулок, а там дозор как раз шел. Так и сцепились. Они б его схватили, да дружки его подоспели, отбили да утекли. Двоих наших аспиды убили, двоих покалечили. Так вот.

Дарена замерла с широко распахнутыми очами – вон оно как вывернули, а она-то от Дедяты совсем другое слыхала.

– Так находники вятские-то здесь при чем? – с легкой наивностью в голосе проговорила тетка Матрена.