А чего я ожидал? Менталист он и на Скользком Хребте менталист. И пусть хоть день равноденствия, хоть ночь, для такого монстра, как Калин Первый все едино…
— Отца и сестер приведите, — огрызнулся я, — посмотреть хочу.
Невероятно, но толстячок Лир, шестеривший около трона, кинулся выполнять мою просьбу, не спросясь у «величества» разрешения. Калин даже бровь приподнял, впечатлившись энтузиазмом служаки.
А через миг я забыл обо всем.
4
Отец сильно похудел, осунулся, был бледен, но старался выглядеть спокойным, и даже улыбнулся. Кого он обманывает? Я видел насколько ему тяжело держать спину прямо, а голову гордо. Одежда – я помню этот костюм, он одевал его, когда нужно было куда-то срочно собраться и выглядеть при этом более-менее зажиточно – висела на нем балахоном, но была чистой и даже поглаженной. Наверно, готовились, душегубы тюремные, к нашей встрече.
Сестры выглядели получше. Зато у них на запястьях красовались специфические браслеты. Прямо скажу, когда я эти игрушки увидел, заморгал. Зачем вешать на женщин артефакты подчинения, которые цепляют буйным душевнобольным? Но сразу понял, мои сестры и без оружия в состоянии отметелить любого, кто позволит себе косо посмотреть в их сторону. Мастер Руш занимался с этими белками-попрыгушками гораздо дольше, чем со мной, а учить он умел. Видимо девочки и тюрьме показали характер. Только вот обошлось ли одними браслетами? Сомневаюсь. А оттого становлюсь злее. И нахальнее.
— Снимите артефакты, — не прошу, а требую, глядя на толстяка Лира. И человек бросается выполнять приказ.
— Тишан, — вдруг обращается ко мне король, по-свойски так, — ты о печатях случайно не забыл? Я тебе родных показал, а ты моими подчиненным распоряжаешься. Нехорошо как-то.
А мы, оказывается на «ты»?
Угроза в голосе короля была, да. И нешуточная. Располагавшаяся позади трона четверка телохранителей уловила угрожающие модуляции суверена и выдвинулась ко мне поближе, а лэр Лир опомнился - остановился в шаге от сестер.
Я скинул с плеч вещмешок, чем заставил дернуться охрану, покопался и достал оранжевую коробочку. Подноса мне не предложили, а отдавать Калину в руки чеканы я не захотел, протопал к столику секретаря и шлепнул коробку о столешницу прямо перед его носом. Да так, что увлеченно скрипевший пером по бумаге человек вздрогнул и выставился на меня с недоумением. Да плевать, не велика птица, чтобы его нервы беречь!
— Артефакты снимите, — обернулся я к королю.
Его Величество щелкнуло пальцами, и толстячок снова засуетился возле Сашки с Ташкой. Когда браслеты с сестер были сняты, лэр Лир, чуть ли не бегом кинулся к столику. Проверить, не заныкал ли я чего-нибудь из украденного списка.
А я подошел к отцу. Наверно, за лето я вырос - почему-то мы с ним оказались одного роста. Я всегда считал его повыше себя. Да и тюрьма не красит людей. Две рыженькие белки, тоже похудевшие и бледные, стоило им освободиться от магических пут, тут же подскочили к нам.
— Тиш, ты жив, жив! — Ташка ни на кого не обращала внимания. Она и раньше не отличалась церемонностью, а сейчас перед ней буд-то убрали последний барьер, и вся энергия сестрицы вылетела как пробка из бутылки с перебродившим вином. Она щедрыми волнами выплескивала радость, и ей было все равно, где она находится, сколько магов и немагов вокруг, кто и как на нее смотрит. Сашка же тихо улыбалась, стараясь, как всегда, оставаться в тени сестры. Но я-то хорошо знал, какова эта тихоня в стычке. Откуда что бралось, кода вторая близняшка брала в руки оружие.
— Прости меня, сын, — вдруг прошептал отец, — я не сумел. Я им все рассказал. Все, что знал.
Глаза у него подозрительно заблестели.
Козлы! Достали человека! Никогда я отцовских слез не видел. А сейчас тем более смотреть на них не собираюсь.
— Ты не мог ничего рассказать, — я обнял отца и задохнулся на полуслове от щемящего чувства вины, — Ты не знаешь ничего. Это подонкам, кто над тобой издевался, кажется, что они всевседущи и всемогущи. На самом деле внутри них, как в барабане, пустота и звон. Забудь, отец. Больше никто не посмеет нас унижать.
— Достаточно! — понятно, что Калину не понравилась наш не особо сдерживаемый разговор. Будь я на его месте, мне бы тоже не понравилось. Но я на своем. — Мило побеседовать вы сможете где-нибудь в другом месте.
Я отстранился от отца.
— Вы правы, сир, — неожиданно всплыло это короткое слово. Родовая память влезла, напомнив, что так обращались к королям гномы. Наверняка, Калин это знал, вон как его передернуло. — Моим родным пора уходить отсюда.
— А вы ничего не забыли, Райен? – чудны дела твои, Хозяюшка, король опять ко мне на «вы», — насколько я помню, вы обязались принести сюда все печати Дара. Все те, что хранились в подвале вашего дома.
— Пусть уйдут мои родные, — уперся я. Прозрачный намек, что тюремные мозгоправы хорошо покопались в памяти отца, зацепил неожиданно сильно. Даже дураку было бы понятно, что с «государственными преступниками» в тюрьмах не церемонятся, но зачем лишний раз подчеркивать свое всесилие?