Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

В подобной обстановке могло произойти всё, что угодно.

Во мне проснулись старые страхи. Я кинулся домой, собрал все материалы, связанные с рассказами Василия Лукича, и перепрятал их в тайник на случай, если ко мне пожалуют с обыском.

Я не находил себе места, каждый день по нескольку раз звоня Василию Лукичу, ибо надежда, как известно, умирает последней. Длинные прерывистые гудки, раздававшиеся в телефонной трубке, раскалёнными гвоздями впивались в мой мозг. И когда на том конце провода неожиданно ответили, я даже не сразу отреагировал.

Лукич минимум три раза повторил: “Алло! Слушаю вас!”, прежде чем я буквально заорал благим матом:

— Лукич! Это ты?

— Я, — спокойно ответил ветеран. — чего орёшь?

— Где ты был? Где пропадал? — срывающимся голосом продолжал спрашивать я.

— Отсутствовал, — уклончиво ответил Василий Лукич. — чего ты так разволновался?

— Ну, как же, — сбивчивым голосом начал я выговаривать своё неудовольствие, — пропадаешь куда-то, меня ни о чём не предупредил, я, конечно, уже не знаю, что и думать!

— Я, что, перед тобой отчитываться должен? — недовольно буркнул Лукич. — Тоже мне надзиратель выискался. Сопляк ещё мне нотации читать.

Я обиженно замолчал.

— Ладно, — примирительно сказал Лукич, — ты меня, наверное, уже похоронил? Ещё не время. Заходи как-нибудь на неделе. Не обижайся.

На следующее утро, взяв такси, я помчался к Василию Лукичу.

Он был всё таким же — высоким, подтянутым, насмешливо улыбающимся. Первое, что я увидел, войдя в комнату, был лежащий на столе орден “За личное мужество”, недавно учреждённый указом Президента и ставший чем-то вроде старой медали “За отвагу”. Во всяком случае, награждают этим орденом, как и той медалью, столь же часто и почти всех подряд.

— Лукич, — спросил я, — уж не побывал ли ты в Чечне?

— Меня там только и не хватало, — засмеялся Василий Лукич. — Сразу бы мы победили, появись я там.

— Да где же ты был? — взмолился я. — И откуда этот орден?

— Где был? — задумчиво переспросил Василий Лукич. — Знаешь, со мной снова произошла одна из тех странных историй, которые преследуют меня на протяжении фактически всей жизни.

— В ЦК КПРФ вызывали? — догадался я.

— Забирай выше, — Лукич поднял вверх правую руку и показал пальцем в небо.

— Зюганов? — с удивлением уставился я на него.

— Да что ты мелешь? Зюганов! Да к этим делам его на выстрел не подпустят. Не гадай, а лучше слушай.

Как-то недавно подходит ко мне наш председатель Совета ветеранов. Он лет на двадцать меня младше, но мужик толковый, распорядительный, из бывших генералов-хозяйственников. Такой тёртый калач — не объедешь, не проскочишь. Но, с другой стороны, службу знает: ни одного лишнего вопроса не задаст, ни одного лишнего слова не произнесёт.

“Василий Лукич, — говорит он мне, — не хотели бы в дом отдыха съездить, отдохнуть немного на природе. Путёвка горит, потому как не сезон. А гляди же, какая благодать кругом — солнышко, морозец умеренный, ни комаров тебе, ни мух. Живи, отдыхай и радуйся!” “Нет, — отмахиваюсь, — какой там дом отдыха. Мне пенсии-то на жизнь еле хватает, а на путёвку уже и не остаётся.”

“Да вы не беспокойтесь, — понижает голос председатель, — путёвка-то ветеранская — совсем бесплатная. И привезут, и отвезут за казённый счёт. Как в зону,”— а сам подмигивает.

“Да где это такой рай образовался в наше-то время?” — интересуюсь я.

“В Барвихе, — отвечает председатель, — в бывшем санатории ЦК. Я, когда в “девятке” работал, Гришина туда, помнится, возил. Так меня туда во век не пустили бы. Ну, я тебе скажу, Лукич — это да! Такого ты и во сне не видел.

Наш старый лубянский санаторий по сравнению с ним — барак в зоне строгого режима.

“А за еду сколько берут?" — интересуюсь я. “Нисколько не берут, — уверяет председатель, — всё на халяву. Поезжай, говорю, не пожалеешь.”

“Ладно, — отвечаю, — уговорил. Давай путёвку, шут с тобой.”

“Ты, Лукич, поезжай домой, — говорит председатель, а завтра до двенадцати за тобой приедут и отвезут. А ты собери там барахлишко: щётку зубную, бритву там и всё такое прочее. Уверяют, что там и зубные щётки нынче выдают, но честно скажу, Лукич, в это я и сам не верю.”

Вернулся я домой, собрал щётку, пасту, мыльницу и электробритву. Действительно, где-то около половины двенадцатого — длиннющий звонок в дверь. Открываю — трое. Накачанные здоровенные ребята. Один — в маске.

“Такой-то?” — спрашивают.

“Да,” — отвечаю.

“Собирайтесь, — говорят, — с нами поедете.”

Совсем не похожи на обслугу какого-нибудь дома отдыха. Разве что — казённого дома.

Я тут оробел и спрашиваю;

“А куда едем-то?”

“Там узнаете! — говорит старший, — а пока вопросов не задавать!”

“Да, — думаю, — хорошо сейчас в ветеранские дома отдыха ездят. Сервис такой, что всю свою боевую молодость вспомнишь!”

Поехали, выехали из Москвы по какой-то идеальной трассе. Не едем, а прямо летим. Ни колдобинки тебе, ни выбоинки. А вокруг ели лёгким инеем сверкают — красотища!

Подъезжаем к шлагбауму. Пятеро в камуфляже с автоматами. На обочине — БТР, вокруг — какие-то молодцы в масках и бронежилетах, обвешанные оружием.