— Во-во, — подтвердил генерал, закладывая в рот последний кусок тушёнки, — поверил подложной анкете, поверил акту Тулеева, поверил… Нет! Надо сделать, как положено!
— А как положено? — спрашиваю я. — Как положено такие задания выполнять? Я понятия не имею.
— Слушай сюда, — приказывает генерал, — сперва иди в библиотеку, книжки посмотри разные. Какие найдёшь на это слово, что записал. Поднахватайся немного, чтобы проблему лучше понять. А потом разыщи кого-нибудь, кто умеет эти, как их, карнации прослеживать.
— А такие есть, которые умеют? — интересуюсь я.
Генерал помялся:
— Говорят, что есть. Поищи.
— Где ж мне их искать? — Не понимаю я, — вы хоть укажите кого.
— Где искать? — пожимает плечами генерал, — по зонам поищи. В зоне сейчас кого хошь найти можно. Хоть попа-расстригу, хоть свинью в штанах. Давай, действуй. Докладывать будешь лично мне.
Пошёл я для начала в нашу академическую библиотеку. Заведовал там абонементом отставной полковник из наших политорганов.
Протянул я ему бумажку со словом “инкарнация” и спросил, нет ли на эту тему каких книг. Он посмотрел на меня поверх очков и спрашивает:
— А вам это зачем?
— Вообще-то, — отвечаю я, — нам вопросов задавать не положено. Это вы должны помнить. Но вам, так и быть, скажу: для диссертации. Больше ничего, извините, сказать не могу. А ещё вопрос зададите — рапорт напишу, что вы интересуетесь вопросами, вас не касающимися. Пусть разберутся, на кого вы работаете.
Он очками на меня сверкнул, взял бумажку и ушёл в книгохранилище. Но я-то понял, что не книги он искать будет, а звонить и стучать. А он даже и не стеснялся. Голос его слышу: “Так точно, понял. Есть, товарищ генерал. Слушаюсь!”.
Примерно через полчаса выходит весь в пыли и говорит:
— Нет у нас книг, чтобы с такого слова начинались. Я даже посмотрел частотный словарь слов, употребляемых в сочинениях товарищами Марксом, Энгельсом, Лениным, Сталиным и Микояном. И там этого слова нет. А это значит, что подобного слова просто не существует. Ошибка, видно, какая-то вышла, товарищ полковник.
— Нет, — говорю, — ошибки тут быть не должно. Всё правильно.
— А что это слово вообще означает? — спрашивает завабонементом.
— Это вам знать не положено, — отвечаю я.
— Слушаюсь, — соглашается он. Видно, по телефону ему объяснили, что к чему.
Но мне от этого не легче. Куда идти дальше?
— В “Ленинку” сходите, — подсказал завабонементом, — там чего надо найдут обязательно. Не так давно мы туда запрос делали, что значит “пытка лучинкой”, которая на Руси в допетровские времена применялась. Так что вы думаете? Нашли подробное описание и нам переслали. У них там всё есть.
Поехал я в “Ленинку”.
На абонементе показываю удостоверение. Какой-то тётке сразу стало плохо. Оказывается у них неделю назад директора и заведующего фондами взяли за низкопоклонство перед Западом. Комиссия работала и обнаружила в залах портретов иностранных писателей на три штуки больше, чем русских и советских. И всего два портрета товарища Сталина на фоне тридцати портретов товарища Ленина. Ленина тоже, наверно, посчитали иностранным писателем.
— Не беспокойтесь, товарищи, — успокаиваю я работников библиотеки, — я без всяких полномочий прибыл, как рядовой читатель.
И сую им бумажку со словом “инкарнация”… Две женщины побежали сразу в генеральный каталог, руки дрожат, карточки перебирают.
Возвращаются бледные, заметно расстроенные.
— Нет ничего, товарищ полковник. Всё пересмотрели. А что это слово означает?..
— Ну, как вам сказать, — говорю я, — это насчёт человеческой души, которая, по мнению буржуазных религиозных мракобесов, бессмертна.
Тут они все и онемели. Не знают даже, что и сказать. Попробуй слово скажи — сразу под статью попадёшь. И тогда самое маленькое, что грозит — антисоветская агитация и пропаганда — до десяти лет и поражение в правах.
— Ну, чего замолчали-то? — спрашиваю я.
Тут одна, которая побойчей, видно, говорит:
— Товарищ, все книги по религиозной тематике у нас в спецфонде хранятся. Туда обратитесь.
И повела меня в спецфонд. Вниз спускаться пришлось по винтовой лестнице, как в расстрельный подвал. Дверь железная с глазком, кнопка звонка. Позвонили. Открывает дверь милицейский старшина при пистолете. Увидел меня, руку к козырьку:
— Здравия желаю, товарищ полковник. Разрешите узнать цель прибытия?
— Книжка нужна одна, — отвечаю, — народ-то здесь есть какой-нибудь библиотечный?
— Так точно, — отвечает милиционер, — есть. Сию секунду доложу.
Сам — за телефонную трубку и докладывает: “Товарищ из органов прибыл. Срочно на выход!”.
Тут зазвенели звонки, как при боевой тревоге в каком-нибудь бункере, и бежит мне навстречу старший лейтенант милиции, на ходу застёгивая китель.
Подбегает, запыхавшись, и рапортует:
— Товарищ полковник, за время моего дежурства по фонду специального хранения Государственной Публичной библиотеки имени Владимира Ильича Ленина никаких происшествий не произошло! Дежурный старший лейтенант Мельников!
— Вольно, — говорю я, — веди на абонемент!
— Слушаюсь! — говорит он. — А где понятые?
— Понятые? — не понял я. — Зачем мне понятые?