Читаем Давид Лившиц полностью

Но как рыдал он! Как, друзья, рыдал он,

Не пряча слёз, не отводя лица.

Мой друг хирург. Он видел всё.

В тельняшках

Матросов в разбомблённых поездах…

Бинт, как бушлат, рванувши нараспашку,

Хрипел братишка на его руках…

…Обманчив мир больничного покоя,

Там кровью пишет жизнь стальной стилет.


Там тридцать лет на белом поле боя

Врач в поединках, где дублёра нет.

Там чувства прячут за семью замками,

Расходуя скупее, чем бальзам.

Там сдержанность, воспетая веками,

Познала цену крови и слезам…

….Мой бедный дух безверием стреножен…

Но этот жёсткий мир не безнадёжен:

Я видел, как над матерью своей

Рыдал навзрыд мужик, седой еврей.

1977

* *** *


ГОРОДСКИЕ МОТИВЫ

(три старых стиха из альбома «ПРИЗНАНИЕ»)

* * *

Красивая!.. Я целый час

Гляжу на женщину в трамвае,

И не слежу, куда кривая

Меня ведёт на этот раз.

Давно бы надо выходить,

Но позабыты все без счёту

И остановки и расчёты,

И – прервана земная нить!

А ей, красивой, хоть бы что!

Чуть отрешённо, как мадонна,

Плывёт над бытом монотонным

Недосягаемой мечтой.

Стою, бесплотен и рассеян…

Чего мне сердце настучит? –

Пустырь ли розами усеять?

Махнуть ли на далёкий Север

Или немецкий изучить!

Да и вообще: как дальше жить?

Я б и кондуктору сказал,

Я б и начальству нафискалил:

Ни за какие чтоб глаза

В трамвай таких вот не пускали!

1974, Свердловск

* * *

ЗИМНИЙ МОСТ

Я слышал – мост шепнул реке:

Не верь, что сердце в куржаке!

Гирлянды эти – серебро!

Я для тебя берёг добро.

Куда струишься ты? Постой!

Я всей распахнутостью –твой!

Но шепчет речка: «Седина!

Я в молодого влюблена!

За поворотом, в паре вёрст

Встал в полный рост ажурный мост!

Я и во сне и наяву

В его объятия плыву.

Ну, что ж, валяй, счастливый путь!

И мост упрямо выгнул грудь.Он сам бы, преданный реке,За ней пошёл бы налегке.Но знает, что и тот, другой,Дугой не дрогнет над рекой, -Мостам никак нельзя в бега:Без них кто свяжет берега! 1973,Свердловск

* * *

Если б мне сказал волшебник:Назови одно желанье –И оно свершится! Что бы,Что бы я сказал в ответ?Я сказал бы: дай в наградуЗа любое испытаньеПережить мне снова утроВ восемнадцать бывших лет!Я прошёл бы на рассветеСтарым Визовским бульваром,Бескорыстный, беззаботный,Беззаветно-молодой,Я б опять влюблялся в ветер,В звон трамвайный, в сталеваров,В пар белёсый, в шелест вёселНад бестрепетной водой.Вы, наверное, поймёте:Это – как весна по жилам!Как мелодия, в которойВсё понятно и без слов.Всё, как тайное признанье,Где про что б ни говорили,И про что бы не молчали,Всё выходит - про любовь! 1973 * * * Памяти Михаила Коробова, солдата, поэта.

Я искал на кладбище еврейскомТот последний на земле приют,Где живых, как на плацу армейском,Неживые поимённо ждут.Время щедро к небу всходы мечет.Вот, неприхотлив, как тамариск,На краю пустынного безречьяТихо вырос новый обелиск.Что поделать, все мы канем в тленье,Не доделав, кто избу, кто стих,Оставляя наши сожаленьяВам, как будто мало вам своих…Потеснится и для нас планета,Лишь сойдём с орбиты на витке,Только жаль, что не венок сонетовЛяжет на прощальном бугорке.Времена не лечат, а калечат, -Пропускают через жернова,Наши расставания и встречи,Речи, недомолвки и слова.Где теперь ни доброго, ни злого,Друг лежит. Молчит, и не молчит…Он знавал глагол живого слова, -Мог им жечь, и мог других лечить.Раненный, изрезанный, - обрысканВетрами Гулага, Он причалМог бы обрести под обелискомНа земле своих однополчан.Дней ячейки, как сквозные раны,Все навылет, и другой страныЗаполняем рваные прораныСтрочками, что им сочинены.

Пел он о долинах и о взгорьях Северной и средней полосы, И не рифмовал впустую горе С морем – для изысканной красы, Все глаголы, как им полагалось,

Падали взрываться и стихать,

И склонялось время, и спрягалось

По законам русского стиха.


Всё успел он. Всё, что надо, спето.И судьба поверена в строке.Но печаль моя на поводке:

На могиле русского поэта

Надпись не на русском языке.

5 апреля – 9 мая 2002г.

* * * Олегу Кроткову Я верил в «можно» и верил в «нельзя»,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия