Давно, в Цагвери...

Кряхтя и вздыхая под тяжестью ноши, Тигран поднимается на наш, третий этаж и дальше, по крутой лестнице, карабкается в бабушкину мансарду-мастерскую. И мы все поднимаемся за ним.

Когда ковер разостлан на полу, Тигран задумчиво скребет ногтем небритый подбородок, иронически сверкая единственным глазом.

— Конечно, вам виднее, Ольга Христофоровна, вы — человек ученый. Но я бы такое старье и на стену не повесил, и на пол не постелил… Может, у двери бросил… Так… сапоги от грязи вытирать…

— Уй мэ, страшный какой, рваный какой! — презрительно морщится и Амалия, пробравшаяся на мансарду вслед за всеми.

Да, бабушкин трофей выглядит весьма непрезентабельно, Тигран и его дочь правы: старый ковер, совсем дряхлый, чуть живой! На полустертом ворсе едва угадывается изображение ветвисторогих оленей — они мчатся среди могучих деревьев, запрокинув от страха красивые головы.

— И зачем только ты его тащила? — вздыхает мама. — Ты же намучилась с эдакой тяжестью!

Один Гиви, кажется, не разделяет всеобщего осуждения: присев на корточки, внимательно всматривается в выцветший рисунок. Я смотрю на Гиви и думаю: наверно, эти скачущие сквозь заросли красавцы олени рождают в его голове новую сказку.

— Да ну вас! Ничего вы не понимаете! — с веселым торжеством отмахивается бабушка. — Ковер старинный, чрезвычайно интересный! Вы вглядитесь в вожака-оленя! Какая сила движения, какая грация! И потом, ковер мне подарили. Нельзя же отказываться от подарка — зачем обижать людей? Вы представьте: вхожу в дом, думаю: а не найдется ли у хозяев чего-нибудь любопытного?.. Ну поздоровалась честь по чести и вижу: притулилась в углу на старом ковре старушка. Я присела к ней, поговорили по душам — она мне про всех внуков своих и про правнуков рассказала, их у нее чуть не сотня! Понимаете?.. Рассказывает, а сама вяжет — спицы так и мелькают, так и звенят в руках. Мотки шерсти лежат рядышком, вот на этом самом ковре. А у меня же чутье на старину, вы знаете! О, я сразу вижу, сердцем чувствую: здесь что-то есть! Стала расспрашивать: давно ли в доме этот ковер, откуда привезли? А старушка руками разводит: «С чего ты таким старьем интересуешься?» Ковер она помнит, оказывается, с самого детства! «Нравится тебе, генацвале? — спрашивает. — Ну и бери!» Древнейший грузинский обычай: что понравилось гостю в доме — дарить. Что же мне оставалось делать? — Этим торжествующим вопросом и заключает бабушка свой рассказ.

На следующий день после ее возвращения в доме появляется Бэм. Он, как и всегда, расфранчен: в узких бежевых брючках, в какой-то странной жилетке — белой в красный горошек. Высоко подпирая дряблые щеки в красных прожилках, топорщится туго накрахмаленный воротничок, повязанный черным блестящим бантом. Бэм напоминает мне диковинную, в пестром оперенье тропическую птицу — я видела такую в книге у бабушки Таты «Жизнь животных».

Ковер он рассматривает долго, прищурившись, с дотошностью исследователя. Достает из кармана жилета лупу и ползает по ковру на коленях, в подробностях изучая рисунок и саму ткань; вид у него взволнованный.

В этот свой визит Бэм кажется мне еще более странным, необычайно возбужденным.

Осмотрев ковер, отряхнув с колен пыль и спрятав лупу, он принимается бегать по мансарде, судорожно потирая свои полные ручки.

— Ну как? Нравится вам мое приобретение? — с деланным равнодушием интересуется бабушка, стараясь скрыть понимающую улыбку. Мнение такого знатока, как Бэм, ей, конечно, не безразлично, а оно сейчас написано у него на лице.

Бэм неожиданно останавливается перед бабушкой. С тахты, где сидим мы с Гиви, я вижу мелкие капельки пота на его лбу.

— Продайте мне ковер, Ольга Христофоровна, — говорит он, умоляюще прижимая руки к груди.

— Продать? — удивляется бабушка. — С чего вы взяли, дорогой Бэм, что я торгую коврами? Мне ковер нужен самой. Взгляните, какой неожиданный и грациозный поворот головы у оленя! А рога как красиво и в то же время могуче ветвятся! Видите? Я должна их повторить, скопировать, вновь подарить людям их красоту. Надо вернуть к жизни этот замечательный рисунок!

— О! Долго ли вам проделать такое, несравненная Ольга Христофоровна?! — восторженно и в то же время раболепно восклицает Бэм. — С вашим-то мастерством! Одного-двух дней вполне хватит! А я… а мне…

— Не понимаю, к чему такая дикая спешка? — перебивает Бэма бабушка, обиженно пожимая плечами. — В конце концов, ковер нравится мне самой. Я не собираюсь с ним расставаться… И потом, я же не торговка! Я тащила его бог знает откуда совсем не затем, чтобы тут же продать! Я не спекулянтка какая-нибудь!

Бэм тяжело вздыхает и, нервно потирая руки, снова принимается взволнованно бегать по мастерской.

Мы с Гиви переглядываемся, и Гиви тихонько шепчет, касаясь губами моего уха:

— Он очень хитрый, этот Бэм, как старый лис!

Я не успеваю ответить: Бэм опять с разбегу останавливается перед бабушкой.

— Но я предлагаю вам хорошую цену, уважаемая Ольга Христофоровна! Очень хорошую! Вы, видимо, даже не представляете какую! Право, не пожалеете. Неужели ваш старый друг Бэм сможет подвести вас?!