Давно, в Цагвери...

Я смотрел на Леона Георгиевича, когда он читал письмо, и снова поразился тому, как мгновенно может измениться у человека лицо. Он что-то вполголоса сказал и, словно обессилев, грузно сел в стоявшее у письменного стола кресло. Но сейчас же вскочил, схватил брошенную на стол записку и выбежал. Я побежал за ним, ворвался без спроса в столовую… Ольга Христофоровна и Маргарита Кирилловна стояли посреди комнаты, записка дрожала в тонкой руке тети Маргариты.

Я смотрел на них и был уверен: предчувствие не обмануло меня — записка касалась Ли. Через минуту и мне дали прочитать ее. Корявыми печатными буквами на листке, вырванном из конторской книги, было написано:

«Твая доч вернеца кагда паложиш кавер с аленем у рогатово камня на Черепашем озере. Палажи ночю завтра. Приезжай один. Девочка жива здорова. Кавер очен нужен».

Итак, Ли жива! Ли в руках мошенников, шантажистов! Значит, все, что случилось, — случилось из-за драного старого ковра, похожего, по словам Тиграна, на половую тряпку! Но кто же? Кто мог похитить Лиану? Ясно: только тот, кто знал истинную цену ковра. Но знали ее немногие, считанные люди: кроме жильцов нашей квартиры, Волшебник и его телохранители, Бэм, дядюшка Котэ, Тигран, который таскал ковер и отнимал его у воров памятной ночью.

Хотя нет — наверно, почти все жильцы дома знали: ведь о ночной попытке украсть ковер стало известно всем. Но нельзя же подозревать всех. Знала Миранда, но когда Леон Георгиевич уволил ее, она заявила, что уезжает из Тифлиса в Кутаис, там у нее дальние родственники… Да и вряд ли Миранда решилась бы на такую подлость по отношению к семье Ольги Христофоровны — они сделали ей столько добра.

Неужели все-таки похищение Ли — дело рук Волшебника и его слуг? Неужели умный и образованный человек мог опуститься до воровства и шантажа? Невероятно!

А может быть, в похищении Ли замешан Бэм? Я хорошо запомнил, какое ошеломляющее впечатление произвел на него рассказ Ольги Христофоровны о посещении Волшебника и о пачках денег, которые он выложил на стол. Ведь Бэм славится тем, что скупает и перепродает старинные вещи.

Обо всем этом и говорили в семье Ли после получения безграмотной записки. Меня послали за Марией Марковной, и она тоже приняла живое участие в обсуждении истории. К концу разговора пришел и друг Леона Георгиевича, дядя Серго, и после недолгих споров было решено взять из музея ковер и ночью отвезти в указанное место, лишь бы Ли осталась невредима и скорее вернулась домой. Правда, Леон Георгиевич сказал, что ему, и как юристу и как человеку, претит сделка с шайкой мошенников, но, по его выражению, «в данном случае обстоятельства сильнее нас».

В этой истории нашлось место и для меня: Леон Георгиевич попросил меня сбегать за фаэтоном. До музея можно было дойти и пешком, но было уже поздно, да и тащить ковер на плечах не под силу. А когда я привел фаэтон, мне не составило труда уговорить отца Ли взять с собой и меня.

Поехала и Ольга Христофоровна — хозяйка ковра: именно ей предстояло вести в музее не особенно приятный разговор.

— Ну, а если не отдадут?! — в отчаянии заметила Маргарита Кирилловна, стискивая руки. — Что будет с Ли? Боже, что будет?!

— Успокойся, Рита, — утешал дядя Серго. — Мы предложим мерзавцам столько денег, сколько сумеем собрать…

— Бедная Ли! Бедная моя девочка! Нет, я не вынесу! Моя Ли — в руках преступников! Ужас! Ужас!..

Музей был совсем недалеко от нашего дома, занимал старинное здание на проспекте Руставели. Но день клонился к вечеру, и мы едва успели к закрытию — из музея выпроваживали последних посетителей.

Я не раз и раньше бывал в музее, бывал и вместе с Ли и Марией Марковной, заходил и один. Мне правилась спокойная торжественность его залов, царившая здесь почтительная тишина, множество интересных и прекрасных вещей.

Но на сей раз, оставив фаэтон у подъезда, мы бегом пронеслись по залам, не обращая внимания на экспонаты, — боялись, что не застанем на месте директора и Мзию. Однако, на наше счастье, обе они еще были в кабинете.

— Ах, калбатоно Мзия! Какая удача, что мы вас застали! — вскричала Ольга Христофоровна. — Какое счастье!

— Что, что случилось, калбатоно Ольга?! — Мзия бросилась навстречу Ольге Христофоровне. — На вас прямо лица нет! Вы больны?! Садитесь, садитесь! Сейчас я налью вам воды!

И директор музея, и Мзия, нахмурясь, выслушали рассказ о пропаже Лианы. С отвращением подержали в руках записку похитителей и брезгливо возвратили ее Леону Георгиевичу.

— Какой разговор, генацвале?! Конечно, забирайте немедленно ковер!

Но вдруг Мзия в ужасе всплеснула руками:

— Боже мой! Да ведь мы вчера отправили его на вокзал!

Мзия растерянно смотрела на директора — пожилую даму в очках и в строгом темном костюме.

— Тот самый ковер? — спросила директор.

— Да, тот!

— Амиран!

В кабинет из соседней комнаты вошел молодой человек с энергичным бледным лицом.

— Я слушаю, Кэтевана Михайловна!