И вотъ Валовановъ сидитъ у себя въ кабинет и ждетъ родственниковъ-поздравителей. По его разсчету, прибыть должно человкъ тридцать. Сначала должны пріхать часовъ въ десять утра сыновья съ женами и дочери съ мужьями и привезти съ собой младшихъ дтей, не ходящихъ еще въ школу. Затмъ, посл двухъ часовъ дня, должны прибыть внучата гимназисты и гимназистки. Еслибы эти послдніе пришли раньше, то ддушка заругался-бы, зачмъ пропустили уроки, и отпустилъ-бы ихъ домой, не давъ ничего на гостинцы. Кабинетъ старика Валованова. былъ очень бдно убранъ и скоре напоминалъ келью іеромонаха-казначея въ монастыр. Письменный столъ потемнлаго краснаго дерева на шкафчикахъ. Въ углу кіота-божница такого-же краснаго дерева на двухстворчатомъ шкафу, съ десяткомъ иконъ въ серебряныхъ окладахъ, съ теплящеюся передъ ними лампадой и нсколькими гнздами для свчей, въ которыхъ стояли огарки желтаго воска… Мебель, состоящая изъ креселъ и дивана, была жесткая, безпружинная, крытая порыжлымъ зеленымъ сафьяномъ. У стны стояли полки съ торговыми въ массивныхъ переплетахъ книгами, на стн висли фотографическія карточки въ дешевенькихъ рамкахъ и большой портретъ какого-то архіерея. На противоположной стн помщался его собственный, Валованова, портретъ, сдланный масляными красками лтъ двадцать назадъ, въ полинявшей уже золоченой рам — портретъ очень плохой работы. Кром стола, была высокая конторка, тоже стараго краснаго дерева, на жиденькихъ ножкахъ. На ней лежали книги и счеты съ крупными костяжками. Цлый рядъ шпилекъ на стн около письменнаго стола былъ покрытъ запыленными счетами, обрывками бумажекъ съ надписями, квитанціями. На стол красовалась старинная бронзовая чернильница въ форм рыбачей лодки съ садками и стояли два бронзовые подсвчника, изображающіе колонны въ стил ампиръ и очень дешевенькая лампа подъ блымъ стекляннымъ абажуромъ. На окнахъ были жиденькія блыя кисейныя занавски. Самымъ дорогимъ предметомъ въ кабинет былъ желзный, такъ называемый несгораемый денежный шкафъ.
И въ этой старинной суровой обстановк сидлъ сдой какъ лунь старикъ Валовановъ, безъ малйшей еще проплшины въ волосахъ на голов, съ сдой, даже уже пожелтвшей бородой и съ краснымъ здоровымъ лицомъ и нсколько съузившимися слезливыми глазами.
Въ прихожей раздался звонокъ.
II
Въ прихожей долго раздвались, а ддушка сидлъ и ждалъ. Наконецъ, въ кабинет показалась голова ряда поздравителей. Это былъ средній сынъ старика Андрей съ женой и дтьми. Впереди шли ребятишки — одинъ въ красной канаусовой рубашенк съ золотымъ поясомъ, другой — въ матросскомъ костюм, третій — въ курточк съ бранденбурами и кисточками, двочка, съ подрзанными волосами подъ круглой розовой гребенкой, въ розовомъ коротенькомъ платьиц и, наконецъ, и родители ихъ — уже съ изрядной просдью очень тощій сынъ Андрей и грузная, толстая супруга его Гликерія Федоровна, въ шелковомъ плать, при часахъ на груди, съ множествомъ брилліантовыхъ колецъ, которыми были унизаны пальцы рукъ.
— Здравствуйте, папаша… Съ ангеломъ васъ поздравляемъ, — проговорилъ Андрей, поцловавъ у отца подставленную имъ руку и протянутую волосатую щеку.
— Съ превеликимъ днемъ вашего ангела, папенька. Дай вамъ Богъ быть здоровымъ, — произнесла Гликерія и поцловалась со свекромъ.
Дти тотчасъ-же выстроились въ шеренгу, и старшая двочка въ розовомъ платьиц начала читать поздравительное стихотвореніе. Слышались фразы:
Кончивъ, двочка тотчасъ-же подала ддушк это стихотвореніе, написанное каракульками на голубенькой бумажк. Подалъ такое-же стихотвореніе на темно-желтой бумаг и мальчикъ въ курточк, а остальныя дти подали какіе-то четыреугольнички, сплетенные изъ разноцвтной бумаги. Мать тотчасъ-же произнесла:
— А это ддушк подушечка въ блье, для запаха, для духовъ.
— Гм… — улыбнулся старикъ. — Ддушка-то никогда на своемъ вку и на двугривенный духовъ не покупалъ. Ну, да ладно… Кладите на столъ.
— Эти бумажныя подушечки, ддушка, ужъ надушены и ихъ только въ блье положить, — прибавила опять мать, — запахъ надолго сохранится.
Ддушка тяжело вздохнулъ и сказалъ:
— Ну, садитесь, такъ гости будете.
Ребятишки живо размстились по стульямъ и дивану. Сли и сынъ Андрей съ женой.
Ддушка тотчасъ-же взялъ со стола стопку серебряныхъ рублей и сталъ одлять ими внучатъ:
— Ты, Катя, старшая, такъ вотъ теб два рубля на гостинцы, — проговорилъ онъ.
— Она, ддушка, не Катя. Она Оля. У насъ нтъ Кати. У насъ Оля и Лидія… — отвчала Гликерія Федоровна. — Катя — это у старшаго братца Алекся.
— Ну, все-равно. Оля, такъ Оля… Путаю я… Вотъ теб, Оля…
Двочка, взявъ деньги, соскочила со стула, сдлала реверансъ и поцловала у ддушки руку.
— А ты, Ваня? Кажется, Ваня? — продолжалъ старикъ. — Вани-то у всхъ сыновъ и дочерей есть.
— Петя, ддушка… Ваня самый меньшой.
— Ну, Петя, такъ Петя. И теб, Петя, какъ старшему, два рубля. А остальнымъ по рублю. Они маленькіе.