Дедушка-именинник

Дв матери начали тотчасъ-же выгонять маленькихъ ребятишекъ изъ кабинета.

IV

Раздался еще звонокъ.

— Ну, вотъ и Наташа. Послдняя дочка Тогда вс. Тогда можно и за завтракъ приниматься, — сказалъ старикъ Валовановъ. — Мужчинъ-то ужъ, поди, къ водк тянетъ.

— Я водки не пью, папенька, — проговорилъ сынъ Андрей.

— Что такъ? За что-жъ ты на нее обозлился?

— Чувствую, что вредъ приноситъ, въ ноги ударяетъ. Опять-же и вереда пошли по тлу. Докторъ сказалъ, что лучше бросить. Мадерки рюмочку я иногда выпью, а водку бросилъ.

— Подхалимъ, — тихо произнесла Варвара Ивановна брату Алексю и кивнула на Андрея.

Тотъ улыбнулся и отвчалъ:

— Наврное, что-нибудь попросить хочетъ.

У дверей, однако, звонила не дочь Наташа. Въ кабинетъ вошелъ архитекторъ Егоръ Егорычъ Штрикъ, сухопарый нмецъ, съ маленькими сдыми бакенбардиками колбаской на скулахъ.

— Добрый день, Иванъ Анисимычъ, — сказалъ онъ, кланяясь старику Валованову и пожимая его руку. — Позвольте имть честь поздравить васъ съ именинами. А васъ всхъ, господа, съ именинникомъ.

Общія рукопожатія. Штрикъ ходилъ по всмъ угламъ и привтствовалъ сыновей и внуковъ Валованова. У дамъ онъ прикладывался къ ручкамъ. Т чмокали его въ голое темя.

— Боже мой, какое потомство! Какое потомство огромное! — говорилъ онъ. — И, кажется, ни одного архитектора, чтобы смнить меня по управленію домами Ивана Анисимыча.

— Растетъ одинъ архитекторъ, Егоръ Егорычъ, — отвчалъ Андрей Валовановъ. — Пусть только окончитъ реальную гимназію — сейчасъ его въ институтъ гражданскихъ инженеровъ.

— А гд онъ? Гд? Покажите! — воскликнулъ Штрикъ.

— Въ гимназіи. Ддушка не любитъ, кто по буднямъ манкируетъ уроками, и потому сынишка мой придетъ его поздравить посл двухъ часовъ, когда покончитъ съ классами.

Варвара Ивановна опять шепнула брату Алексю:

— Слышишь? Такъ въ душу и залзаетъ. Наврное, что-нибудь просить будетъ.

— Да вдь этимъ старика не проймешь. Я пробовалъ, — сказалъ Алексй. — Къ нему не подластишься ничмъ. Тутъ важенъ часъ. Нажилъ что-нибудь старикъ хорошо — ну, проси, не откажетъ, а если потерялъ хоть грошъ — проси или не проси все равно ничего не будетъ.

— Да что-же онъ сегодня-то потерялъ? Сегодня-то ужъ ничего.

— А угощеніе, что намъ сегодня приготовилъ? Кулебяка, окорокъ ветчины, телятина. Онъ все считаетъ, у него все на счету. Да раздастъ сегодня рублей семьдесятъ пять. Онъ хоть и длаетъ, а ужъ теперь все это въ ум высчитываетъ. Я знаю его! — подмигнулъ Алексй.

Старикъ ежился и смотрлъ на часы.

— Только одной Наташи и нтъ, — говорилъ онъ. — Что это на самомъ дл? Конечно, ей далеконько хать, но все-таки пора-бы.

— Поздно встаютъ. Теперь мужъ ея съ съ новымъ трактиромъ связался. Оркестръ тамъ у нихъ. Пвицы какія-то заведены, — сказалъ Анисимъ. — Мужъ до трехъ часовъ ночи въ трактир, а она его ждетъ, спать не ложится. Спятъ до десяти часовъ утра, а то и дольше.

— Ну, для тезоименитства-то родителя могла-бы и пораньше встать, — отвчалъ старикъ. — Подождемъ еще минутъ десять, да и закусывать будемъ. Чего еще! Семеро одного не ждутъ. А тутъ ужъ человкъ двадцать пять собралось, если мелкихъ-то считать.

— Больше, ддушка… — откликнулась Варвара.

— Вы посчитайте-ка… Братъ Алексй самъ пять… насъ трое. Вотъ вамъ восемь… Братъ Андрей самъ шестой — четырнадцать…

— Брось… Что улья на паск считать, что родственниковъ — нехорошо, — перебилъ ее старикъ.

Дочь Наташа, однако, скоро явилась. Она была съ мужемъ, толстякомъ съ двойнымъ подбородкомъ и кавалерійскими усами, въ парик, съ колыхающимся чревомъ Сзади ихъ шли двочка подростокъ и сынъ лтъ восьми.

Двочка и мальчикъ тотчасъ-же поднесли ддушк корзинку съ фруктами.

Старикъ Валовановъ цловался со всми ими и говорилъ дочери Наташ полушутя, полусерьезно: — Поздно, поздно… Проштрафилась. Вс пріхали, а васъ нтъ. Нехорошо. Самая младшая и самая неисправная.

— Да вдь далеко, Иванъ Анисимычъ, — отвчалъ за нее мужъ. — Живемъ почти за городомъ. хали, хали, хали… Вотъ нужно было за-гостинцами для васъ завернуть. Тамъ знакомые приказчики задержали. Разспрашиваютъ, какъ въ новомъ заведеніи я торгую…

— Захали-бы, когда-нибудь, папаша, въ наше новое-то заведеніе ушки покушать, — приглашала дочь Наташа, полная, еще не утратившая вконецъ своей красоты дама въ брилліантовомъ браслет, брилліантовыхъ серьгахъ и брилліантовой брошк, изображающей стрлу.

— Это чтобъ я-то въ загородное заведеніе захалъ! — засмялся старикъ. — Нашла гостя! Да тамъ меня ваши арфянки съ панталыка собьютъ.

— У насъ нтъ, ддушка, арфянокъ. У насъ все на благородную ногу. У насъ женскій оркестръ изъ артистокъ, разныхъ заграничныхъ консерваторокъ. Потомъ у насъ хоръ оперныхъ пвицъ — Вагнера поютъ… Глинку. У насъ на благородной ног…

Старикъ махнулъ рукой.

— Одинъ чортъ! Только разв, что въ карманы-то не лазаютъ, — сказалъ старикъ. — Куда мн! Запутаюсь.

— Къ намъ генералы, папенька, здятъ, — не унималась дочь.