Дегустатор боли (СИ)

Моника вдруг стала не то чтобы злой, но резко изменилась в лице. Я сто раз пожалел, что задал дурацкий вопрос, и мысленно проклял себя. Она молчала, опустив глаза, пальцами сжимала горячую чашку, будто не замечая высокой температуры, и взволнованно кусала губы. Ей явно не хотелось говорить об этом, но я выжидал, не смея нарушить тишину. Пусть свыкнется с моим вопросом, подумает, отвечать или нет, а я посижу подле нее, ибо вдруг скажет.

Но она молчала. Не знаю, сколько минут прошло, но мои ноги стали затекать, а сам я уже едва балансировал, чтобы не свалиться назад. Либо Моника таким образом намекает, что не хочет отвечать, либо думает, думает, думает…

— Ладно, прости, — тяжко вздохнув, я с усердием встал на ноги, ощутив себя на все восемьдесят лет, но тут Мон схватила меня за запястье. Я бросил на нее вопросительный взгляд. — Все-таки скажешь? Не бойся, ты можешь мне доверять.

— У меня нарушена нервная система. Порой организм не может контролировать себя, когда я начинаю нервничать, поэтому случаются приступы. Никто не знает, как с этим бороться. Остается только глушить симптомы таблетками…

Я сел на стул рядом с девушкой, не прерывая между нами зрительный контакт. Я даже не смел подумать о том, чтобы издеваться над ней, смеяться или отнестись к ее болезни пренебрежительно. Мне стало жалко ее чисто по-человечески, ведь она такая молодая, красивая и терпит ужасные конвульсии. Врагу не пожелаешь. Хотя нет, Джону я бы с радостью пожелал подобную заразу. Меньше выебываться будет.

— Это из-за сломанного детства, — продолжила Мон. — Когда я была маленькой, мы жили еще в Лондоне. Отец работал адвокатом и неплохо зарабатывал. Мы жили в достатке, ни в чем не нуждались, но наступили тяжелые времена. Клиентов становилось все меньше, денег едва хватало на еду, и папа решил взять крупную сумму денег в кредит. Мама ругала его, ведь отдавать обратно было нечего, но он настаивал на своем и твердил, что все будет хорошо, клиенты снова приплывут, захватив с собой денежки. Я смутно помню все подробности, ведь я была совсем ребенком, но однажды вечером к нам пришли люди. Они были одеты в дорогие костюмы, огромные кожаные куртки и выглядели как бандиты… Папа велел нам с мамой запереться в ванной и ждать, пока они закончат разговор. Как позже я узнала, это были коллекторы. Отец не мог погасить кредит, долг рос, и банк не выдержал. Мы слышали громкую брань, крики, а потом… Потом началась драка. Мама обнимала меня, мы обе плакали, но не смели высовываться и шуметь, ведь на кону стояла наша жизнь. Потом все стихло. Поначалу мы боялись выходить, но время шло, и мама решила открыть дверь. Это была ее ошибка. Эти люди знали, что мы в доме, и ждали нас. Их было трое. Один схватил маму за волосы и бросил на пол, я кинулась к ней, захлебываясь в слезах, но другой мужчина отпихнул меня назад и не рассчитал силу. Я отлетела к ванне и сильно ударилась головой, даже потеряла сознание, а когда пришла в себя, то уже никого из коллекторов не было, но в доме находилось много других людей: врачи, полицейские, наши соседи. Надо мной кружили санитары, плачущая мама, какие-то еще женщины… Соседи услышали шум и вызвали полицию, как позже мне рассказала мама, и если бы не они, то нас бы тоже убили. Почему тоже? Потому что папу избили до смерти. Его тело нашли в страшном состоянии возле дивана. Это был переломный момент, изменивший все вокруг и внутри меня. С тех пор все покатилось в яму: жизнь в Лондоне стала недоступна для нас, и мы с мамой были вынуждены переехать в Ливерпуль. У нее нет высшего образования, поэтому ей пришлось идти работать официанткой. После смерти папы она сильно поменялась. Стала пить, встречаться с мужчинами, забросила и себя, и меня, и дом. Я понимаю, что так она пытается заглушить всю свою боль, и не виню ее. Она потеряла все, как и я, но она еще потеряла и любимого мужчину. Ей тяжелее.

Я слушал Монику будто в оцепенении. Мне казалось, что я забыл, как дышать, а мое сердце пропустило пару ударов. Не думал я, что у нее такая сложная судьба, не думал… А я еще, идиот, винил ее в необщительности, свалил ночью из дома и трахался с теми шлюхами. Какой же я мудак! Бедняжке и так тяжело в жизни, так еще и я свалился на ее голову со своими тараканами. Стало безумно стыдно за себя и свое поведение, многое захотелось переосмыслить, включая свой образ жизни.

Я не знал, что сказать и как комментировать ее рассказ. Тупыми фразами типа «мне очень жаль» или «сочувствую…» я разбрасываться не хотел, поэтому нашел решение получше: я с пониманием заглянул в ее голубые, грустные глаза и молча взял ее за руку. Никогда прежде я так не вел себя с девушками, но Моника была особенной. Пусть звучит и банально, но это была чистая правда.

— Спасибо… — прошептала она, сжимая пальцами мою ладонь. — Я не жалею, что рассказала тебе.

Все еще не зная, что ответить, я кивнул головой, но в следующую секунду заговорил. Все-таки надо было хоть что-то сказать ради приличия.