Декабристы

Такой умысел был, но, как верно замечают Н. Муравьев и Лунин, он не входил в программу «тайного союза». «В частных разговорах и в настоящих совещаниях, некоторые члены могли излагать неправильные мнения или даже предаваться порыву страстей. На этих-то изъявлениях комиссия и основывается, чтобы приписать тайному союзу предположения о цареубийстве. Надлежит, однако ж, взять в уважение, что союз, не имея понудительной власти, не мог подлежать ответственности за временные отклонения некоторых его членов. Притом главные действователи принуждены были иногда для виду уступать страстям, возникавшим в союзе, чтобы направить его к высокой цели своей. Тайный союз не мог ни одобрять, ни желать покушений на царствующие лица, ибо таковые предприятия даже под руководством… не приносят у нас никакой пользы и несовместимы с началами, которые союз огласил и в которых заключалось все его могущество. Союз стремился водворить в отечестве владычество законов, дабы навсегда отстранить необходимость прибегать к средству, противному и справедливости, и разуму. Обвинение в помысле на цареубийство основано лишь на отдельных изречениях, случайных разговорах и на мечтаниях расстроенных умов».[609]

Насколько Рылеев предавался порыву своих страстей в обсуждении этих планов, – можно установить с достаточной ясностью по его показаниям на суде.

Мысль о цареубийстве возникла еще в конце царствования Александра Павловича и затем, после его смерти, метила в его брата. Зародилась она, кажется, в южном обществе и была сообщена членам северного, большинство которых с нею согласилось. Согласившиеся находили удобнее привести эту мысль в исполнение отдельным заговором, как бы вне общества, и для сего хотели составить отдельную партию, под названием «Une cohorte perdue», и поручить оную подполковнику Лунину. Среди согласных на эту меру был и Рылеев. В этом, по крайней мере, его обвиняли. Он сам отверг обвинение, сказав, что «обо всем этом, может быть, говорено было до вступления в общество или на тех совещаниях, на которых он не участвовал». О cohorte perdue он никогда ни от кого ничего не слышал. Едва ли, однако, Рылеев в данном случае говорил правду, – не слышать о бесспорно существовавшем проекте он не мог, но что он не одобрял его вначале, на это есть прямые указания.