Декамерон шпионов. Записки сладострастника

Потом тебе будет жаль меня, Джованнни, но тогда я любил ее, и не просто любил! Что там твой Теодоро, влюбленный в Виоланту и чуть не попавший из-за нее на виселицу, или Джьянни из Прочиды, привязанный к колу вместе с любимой, или Чимоне, похитивший на море свою возлюбленную Ефигению и оказавшийся в заточении на Родосе! Она осталась со мной в каюте, время летело волшебно быстро. Помнишь Омара Хайяма?

Ты знаешь, почему в передрассветный час

Петух свой скорбный глас бросает столько раз?Он в зеркале зари увидеть понуждает,Что ночь — еще одна — прошла тайком от нас!

Беспечно и счастливо между поцелуями читали любимого Сальвадора: «… и я изложил ей свой новый каприз, который на сей раз представился мне совершенно неосуществимым: — Снеси мне яйцо». Или: «Разве не для нее я вырядился с утра самым дурацким, дичайшим образом? Для нее — то был мой свадебный наряд. Разве не для нее я умащался козьим пометом и лавандовым маслом, разве не для нее изорвал в клочья лучшую рубаху тончайшего шелка, разве не для нее искровянил себе бритвой подмышки?»

И мы снова намазались маслом. Погода стояла жаркая, но это никоим образом не влияло на нас.

Днем я заехал к Батову и поинтересовался ходом поиска Гуся, мой приятель (кривоватый нос картошкой с расселиной на конце так напомнил мне о последнем рандеву с его сестрой, что началось сердцебиение) наморщил лоб и важно сообщил, что розыск идет интенсивно, машину Гремицкого видели в районе Нижнего Новгорода, и нет сомнения, что оба будут задержаны.

— От твоего пребывания здесь ничего не изменится. Самое главное, что Гусь — жив. Советую отплыть в Макарьево, как планировалось. Осмотрите монастырь… погуляете. Кстати, Роза очень хотела поехать туда, ты не возьмешь ее?

Он был настолько любезен, что на машине заехал за сестрой и отвез нас обоих на «Ленин», там мы заперлись в моем люксе (Марфуше я запретил тревожить меня даже в случае начала мировой войны). Интересно, пользовали ли во Флоренции масло или же эта добрая традиция умерла вместе с древними греками? В тот день к нашим услугам были «Царица Клеопатра», «Тайны Нила», «Сады Шахерезады» и еще пара дюжин сортов. Никогда не жалей масла, Джованни, особенно, если у тебя волосатая грудь, выливай полный флакон, не экономь! Натерев грудь чернотюльпановой эссенцией, я нежно щекотал своей грудью набухшие соски Розы, пахнувшей жасмином, смешанным с тончайшим запахом пота (от этого аромата у меня темнело в голове!). Когда соски вырастали в твердые мизинцы, я резко прижимал их к себе, затем медленными вращениями тела втирал масло в ее грудь, постепенно набирая скорость. Руки мои жили сами по себе, играли свою игру, пальцы метались по ее телу, словно исполняя волшебные прелюды Шопена, ласкали и растирали до желанной кульминации.

Теперь о главном. Тебе не понять, какую роль в моей жизни играла конспирация, не знаю, как твои флорентийцы, но нынешние итальянцы говорливы до безумия и выкладывают секреты за тарелкой спагетти с необыкновенной беспечностью, далеко им до наших чекистов, у которых она в крови и уходит корнями в большевистское подполье. Ильич обожал гримироваться и надевать парик, скрывался от преследований в шалаше. Иосиф постоянно менял паспорта и адреса, о каналах поступления денег знали лишь единицы. Разве мы можем представить нашего нынешнего президента в рыжем парике и с замотанной повязкой щекой, якобы распухшей от флюса? Такой будет хайп, что рухнет вся страна! Правда, у нас сохранилась глухая конспирация при декларировании доходов и имущества, тут власть имущие перещеголяли ленинцев. Что же касается «Голгофы», то тут конспирация была доведена до предела: все документы в одном экземпляре и написаны от руки, имена прикрыты кличками, операции закодированы, использованы условные фразы.

И тут со мною случилось совершенно невероятное: я, умевший молчать, как рыба, даже под пытками, я, маг конспирации и бог секретности, на пути в Макарьево полностью раскололся и выболтал все. Как это вышло? Не знаю, но я вдруг почувствовал мучительную жажду излить душу и поведать все Розе. Так, наверное, приникает к ручейку путник, иссохший в пустыне от солнечного пекла. Возможно, это было тщеславие мужчины, жаждущего продемонстрировать возлюбленной свои подвиги, извини за нескромность! И тут меня понесло, я вдруг почувствовал в Розе не только женщину, но и ближайшего соратника по общему делу. Как Ильич — в Крупской или в Инессе Арманд, были такие великие женщины, вошедшие в историю.