Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— Допустим, ты права. А если инспирировать оккупацию страны НАТО? Это нетрудно сделать — ведь вокруг масса людишек, дети которых женаты или замужем за детьми генералов НАТО или членов западных правительств. Вспомни гнев народный в подобных случаях: Ивана Сусанина, Минина и Пожарского! — я заходил по каюте, словно уже возглавил народное ополчение.

— Твоя наивность, извини меня за грубость, граничит с глупостью. Когда ты прекратишь жить в мире иллюзий? Сусанин вообще был дураком и заблудился сам. Минин и Пожарский не прочь были захватить власть и сами создали бучу.

— Разве наш народ не выступит против иностранцев?

Тут она захохотала, налила в бокал «Синглтона из Очройска», поцеловала меня в лоб и, сбросив купальник, принялась скатывать на бедре сигару. О, эти худые, подвижные бедра! Эти изящные повороты кисти! Хотелось слиться с ней, но он воткнула в рот гигантскую сигару и с наслаждением задымила.

— Существуют, конечно, психи, считающие, что от русских ведет начало все человечество, — продолжала Роза. — Помнишь гипотезы о поселениях руссов в Арктике и Якутии, где в каменном веке якобы было жарко, как на печи. После наступления льдов — уход руссов в другие края. Везде руссы, даже немцы — это племя северных руссов. Ведические книги, культ богов и идолов, затем Владимир, затянувший народ в православие… Ерунда все это! Можно придумать еще сотню таких парадигм. Не будем ходить так далеко, начнем с Петра Великого, были ли после него русские цари? Существовал ли русский двор? Все русские цари либо немцы, либо помесь немца с варягом, как последний император Николай. Правили Россией разные лефорты, бироны, витте, клейнмихели… кто угодно — только не русские. После Октябрьской пришло время евреев от Троцкого и Зиновьева до Кагановича, главные русские, вроде Молотова, женаты были на еврейках. Может, Иосиф Виссарионович был русским? Или Никита, отомстивший России передачей Крыма Украине? Жена Леонида была еврейкой, извини меня, но даже у твоего любимого Юрия Премудрейшого такие уши, что только недотепа примет его за русского… Есть ли русская нация вообще?

Во время этого монолога сигара потухла, она выхватила из коробка спичку и чиркнула о свою желтоватую пятку. Представь, Джованни, спичка воспламенилась, с таким феноменом я не сталкивался никогда в жизни! Пожалуй, нечто подобное умел проделывать лишь Учитель, открывавший пиво ногтем мизинца, пяток своих из приличия он даже в сауне не показывал.

— Так что же делать? Может, отменить деньги вообще? — сказал я. — Это создаст хаос, породит недовольство…

— Нонсенс! У большинства денег давно нет. Или хранятся за бугром. Наоборот, это воспримут положительно, как своего рода снижение цен… Народ до сих пор вспоминает многократные снижения цен при Иосифе Грозном, о репрессиях давно забыл, а об этом помнит.

— Так что же делать? Прости за этот вечный вопрос.

— Ты помнишь пятую новеллу Боккаччо об Андреуччио из Перуджи? — и достала «Декамерон».

«Испытывая естественную потребность, он открыл дверцу, где в узком проходе на двух перекладинах, шедших от одного дома к другому, прибито было то, что мы часто видим между двумя домами, несколько досок, и на них устроено сиденье; одна из этих досок и свалилась вместе с Андреуччио».

Поверь, Джованни, я был настолько изумлен организацией туалетного дела во Флоренции (в то же время этому опыту стоит поучиться нашим муниципальным властям, обрекшим граждан на подъезды и дворы), что не сразу вник в положение Андреуччио, барахтавшегося… как бы сказать поделикатнее?.. ну ты понял.

— Дело в том, Петюня, что вся мотивация дальнейших действий этого итальяшки определяется пребыванием в вонючей яме, и он не может пережить этого даже после того, как его вымыла и уложила с собой одна вдова.

— К чему ты клонишь?

— А ты не понимаешь?

— Не совсем.

— Это плохо. Хорошо, представь себя на месте Андреуччио. Будешь ли ты возмущен или нет?

— Еще бы! Но какое отношение все это имеет к «Голгофе»?

— Самое прямое, — она помолчала. — Необходимо забросать население экскрементами. Вот тебе ответ на этот вечный русский вопрос!

— Ты что, шутишь? — у меня даже сперло дыхание от возмущения.