Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— Ничего подобного. Народ не реагирует на лозунги, обещания, реформы, он уже привык к своему жалкому положению. Но внутри его еще живет гордость гражданина великой державы. Ты обратил внимание, что можно покрыть человека последними словами (когда ты последний раз ездил на троллейбусе?), но по-настоящему он озлится и начнет реагировать, лишь когда дашь ему по харе. Слова — одно, они эфемерны, физическое воздействие — другое, оно материально. Это особенность национального характера. Поверь, когда народ начнет захлебываться в дерьме, когда оно потечет по телу и провоняет все вокруг ad nauseam, только тогда он всколыхнется и вернется в коллективное общество.

Признаюсь, Джованни, что лишь только Роза выдвинула свою смелую идею, я сразу же вспомнил ее отметки о пуках в книге Дали, которые глубоко запали мне в мозги. А что если она права? Учитель всегда призывал к нестандартным решениям.

Чайки мельтешили за окном и мешали сосредоточиться. Вдруг я почувствовал, что по спине у меня ползет что-то скользкое, я резко повернулся и увидел Розу с фаллоимитатором в руке, она водила им по моей спине так нежно, что я тут же задрожал от вожделения. Судя по твоим монашкам и монахам, дружище, дальше огурцов и моркови их воображение не заходило, поэтому поясню, что в нашем веке некоторые фаллоимитаторы технически совершеннее «мерседеса», имеют несколько скоростей и разные частоты колебаний. Убежден, что с такими новинками значительно уменьшилось бы число самоубийств у твоих вечно влюбленных и страдающих женщин, а какой-нибудь Габриотто не умирал бы в объятиях своей возлюбленной Андреолы, а счастливо жил бы с искусственным влагалищем, приобретенным в секс-шопе.

Я впился в ее губы… Грудь ее колыхалась и гудела, будто это мотор, который вот-вот вознесет нас к небу!!! Дрожь была такой сильной, что я боялся рухнуть с нее на пол!!! Дикий крик пронесся над матушкой-Волгой, напуганные чайки ринулись в стороны, испуская мелкое дерьмо на лету… Третий удар! ГОЛ!!!

Я очнулся, Роза исчезла, в каюте одуряюще пахло горькой лавандой, дымом сожженного лавра и засохшими гелиотропами — в этот раз мы натирались маслом «Ночь перед Рождеством».

Уже наступило время наших интеллектуальных забав, и мы направились в музыкальный салон. На сегодняшний вечер на байку был брошен славный Орел, по этому поводу он надел на себя голубой блейзер с красной гвоздикой в лацкане и белые брюки (в Сызрани такой наряд произвел бы фурор!), его аккуратно прикрытая лысина светилась, как волшебная лампа Аладдина.

Новелла о том, что послам приличествует вручать верительные грамоты, а не бегать по столице с дымящимся наперевес

…Где пышных бедер полукруг,

Приподнятых в любовном раже,

Упругий зад, который даже

У старцев жар будил в крови,

И скрытый между крепких ляжек

Сад наслаждений и любви?

Франсуа Вийон

Целуем, щупаем смазливых

И харкаем в глаза каргам.

Александр Полежаев

Осенний ветер, урча и погоняя обрывки газет и желтые листья, выпорхнул из-за угла улицы Горького на Тверской бульвар и насмешливо дунул в юбку Шахназ, только лишь затворившей дверцу своего бежевого «пежо». Роскошный агрегат и его не менее роскошная обладательница, словно магнитом, притянули к себе взоры всех бабушек и мам с чадами, расположившихся на скамейках бульвара.

Москва пятидесятых в чреве своем выглядела отнюдь не убого: оптимистично высились «Известия», переглядываясь со скульптурой на крыше здания с «Арменией». Барские особняки слабо сопротивлялись новой архитектуре и выглядели приживалами, Пушкин, еще на Тверском, навевал лирику, в «Елисеевском» торговали слабосоленой семгой и крабами, которые тогда не котировались у населения. По улице Горького редкой струйкой текли «Победы» и трофейные «опели», кособокие костюмы с накладными плечами и фронтовые шинели…

И тут бежевое «пежо» с элегантной турчанкой в белых, по локоть перчатках. И не просто элегантной, но и умопомрачительно красивой и без всякой чадры и прочих азиатских выкрутасов. Богачка, вкусившая Сорбонну по совету папы — бывшего премьера, чуть не ставшая феминисткой, если бы не брак с Кемалем Тюркменом, тогда заместителем министра иностранных дел, вскоре назначенным послом Турции в Москве.

Конечно, Москве ох как не хватало парижского лоска и раскрепощенности, однако Большой, Третьяковка, постоянные банкеты и — что немаловажно для эрудированной турчанки — эмансипированные нравы делали жизнь вхолодной столице вполне сносной, а порою даже великолепной. Вот и сейчас Шахназ добралась на грохочущем лифте до седьмого этажа, испытывая вполне приятные ощущения, ибо ей предстояло примерить платье у портнихи Марии Николаевны, великой русской искусницы, рекомендованной ей женой одного министра.