Декстер во тьме

Дебора находилась во дворе и указывала видеооператору, что снимать и с какого ракурса. Я поспешил к ней, Коди с Астор следовали за мной по пятам.

— Это, черт возьми, что еще?! — гаркнула Дебора, переводя суровый взгляд с ребят на меня.

— Известны как дети, — сообщил я ей. — Часто являются побочным продуктом брака, возможно, потому-то тебе о них и не известно.

— Ты что, твою мать, с ума сбрендил притащить их сюда?!

— Вам не следует так выражаться, — сверкнув взглядом, обратилась Астор к Деборе. — За такие выражения я беру с вас пятьдесят центов штрафа.

Дебора раскрыла рот, побагровела, закрыла рот и, наконец, выговорила:

— Убери их отсюда немедленно! Этого они видеть не должны.

— Мы хотим это увидеть, — произнесла Астор.

— Цыц! — прикрикнул я. — Вы оба.

— Господи Иисусе, Декстер! — выдохнула Дебора.

— Ты велела приехать сразу же, — напомнил я. — Я и приехал.

— Не могу играться в няньки с парочкой деток, — уведомила Дебора.

— Тебе и не придется. Они будут паиньками.

Дебора в упор уставилась на детей, те в упор уставились на нее. Никто и глазом не дрогнул, в какой-то момент мне даже показалось, что моя сестрица свою нижнюю губу сжует. Потом она встряхнулась и бросила:

— Плевать! Нет у меня времени на препирательства. Вы, двое, ждите там. — Она указала на свою машину, стоявшую по другую сторону улицы, и схватила меня за руку. Потащила к особняку, где все гудело деятельностью.

— Гляди! — велела она, указывая на фасад.

По телефону Дебора сообщила, что головы найдены, однако, сказать по правде, надо было бы очень постараться, чтобы их не заметить. К дому вела короткая подъездная дорожка, которая проходила между двумя столбами ворот из кораллового камня и заканчивалась во дворике с фонтаном посередине. Каждый столб венчал богато украшенный фонарь. На дорожке между этими столбами мелом было начерчено что-то похожее на буквы МЛК, только выписаны они были незнакомым мне шрифтом. И дабы с уверенностью отвлечь любого от слишком долгого разгадывания послания, на самом верху столбов красовались…

Ну, понимаете. Хотя мне и приходится признать, что у этой экспозиции имелась определенная первобытная сила и неоспоримое драматическое воздействие, сделано было, на мой вкус, неоправданно грубо. Головы, положим, были явно тщательно очищены, только от жара веки исчезли, а рты силой раздвинуло в неживую улыбку, в какой не было ничего приятного. Разумеется, на месте никого не интересовало мое мнение, только я всегда чувствовал: никаких следов оставаться не должно. Это неопрятно и свидетельствует об отсутствии настоящей квалификации. А то, что эти головы оставили так нарочито… Это же простой выпендреж, демонстрация непродуманного подхода к решению задачи. Тем не менее вкус к делу не подошьешь. Я всегда готов признать, что мои методы — не единственный способ. И, как всегда в вопросах этических, я ждал какого-нибудь слабенького, свистящего шепотка от Темного Пассажира… Но не дождался.

Ни мурлыканья, ни хлопка крыльями, ни писка. Мой компас исчез, отставив меня в весьма шатком положении, когда приходится уповать на собственные силы.

Конечно, я не был совершенно одинок. Рядом Дебора, и до меня дошло: пока я ушел в размышления по поводу исчезновения моего теневого напарника, она обращалась ко мне.

— Утром они на похоронах были, — говорила Дебора. — Вернулись — и вот что их ждало.

— Кто они? — спросил я, кивая на особняк.

Дебора ткнула локтем мне под ребра. Больно.

— Семья, придурок! Семейство Ортега. Что я тебе только что долбила?

— Так это ясным днем произошло? — Почему-то от этого мне сделалось еще тревожнее.

— Большинство соседей тоже были на похоронах, — сообщила Дебс. — Мы, однако, по-прежнему ищем кого-нибудь, кто, возможно, что-то видел. — Она пожала плечами. — Может, нам и повезет. Кто знает.

Я не знал. И почему-то не думал, что хоть в чем-то, связанном с этим делом, нам будет везти.

— Полагаю, это наводит на некоторое сомнение в виновности Халперна, — сказал я.

— Ни черта подобного! — возразила она. — Этот засранец виновен.

— А-а-а… Ты полагаешь, что кто-то другой нашел головы и… э-э-э…

— Мать твою, я не знаю! Кто-то, должно быть, работает с ним.

Я только головой покачал. Такое вовсе не имело смысла, и нам обоим это было известно. Тому, у кого хватило ума задумать и исполнить сложный ритуал из двух убийств, почти вынужденно пришлось исполнять его в одиночку. В подобных актах настолько высок личный мотив, каждый шажок от некой неповторимой внутренней потребности до того уводил действие в сторону, что мысль о двух личностях с единым видением кажется чистой чушью. На несусветный лад церемониальное выставление голов вполне соответствовало тому, как были оставлены тела: две части одного и того же ритуала.

— Это не представляется верным, — заметил я.

— Что же тогда представляется?